— Кто-то звонил нам в ту ночь?
— Дa. И тут многое можно предположить. Например, что ваши родители договорились встретиться с кем-то в лесу.
— А вы узнали, кто звонил?
— Только то, что этот человек говорил по-французски. Время звонка было выбрано странное. Мы даже думали, может, это франкоязычный канадец, забывший о разнице во времени, но это уж совсем маловероятно. Портье снова лег спать, но ему позвонили из соседнего с вами номера — жаловались, что у вас ребенок плачет. Портье оделся и поднялся к вашей двери, однако все было тихо. То ли ваши отец и мать успели уйти за это время, то ли вы заснули.
Я взял себя в руки и продолжил расспрашивать:
— А в каком номере мы остановились? Я сейчас тоже живу в той гостинице.
Жослен Берле долго оценивающе смотрела на меня, а потом тихонько покачала головой.
— Этого я не помню. К сожалению. Но там ведь всего десять номеров, так что вполне может оказаться… Однако вернемся к делу: мы нашли там их багаж и одежду. В комнате был порядок. Не похоже, чтобы они торопились, покидая ее. Зубные щетки в стаканах, постель заправлена, одежда аккуратно развешана. Номер был забронирован на четыре дня, и обслуга удивлялась, что вы не спустились к завтраку.
Дома в Хирифьелле мой мозг выбрал себе несколько точек заземления: застекленную веранду, где я сидел, глядя на опушку елового леса и одинокую сосну с сорочьим гнездом. Отличное зрелище, когда нужно подумать. В классной комнате это был плакат, который никогда не убирали: он висел между картой мира и картой Норвегии. Плакат пожелтел на солнце, которое светило на него через окно в праздное время летних каникул.
У Жослен Берле тоже была такая точка: стык водопроводных труб на стене в кухне. Трубы были проложены низко, над самым плинтусом. Наверное, погрузившись в свои мысли, она частенько сидела вот так, обхватив руками левое колено. Думала Жослен долго, а потом ее руки разжались и она отвела глаза от стыка.
— Позвольте спросить вас, Эдуар, для чего вы сюда приехали. Обрести покой? Или вы ищете что-то другое?
— Наверное, это странно слышать. Но я должен выяснить, что же случилось.
— Дa, но зачем? Я снова прошу меня простить. Но вы хотите этого? Ведь неспроста мы склонны лучше помнить то хорошее, что случилось с нами в жизни. Способность человека забывать плохое поразительна. И горькие воспоминания окрашиваются в светлые тона жизненным опытом. Дети могут приспособиться практически к чему угодно. Но вы пытаетесь проникнуть назад, к правде прошлого. Это может безвозвратно травмировать вас.
Конечно, она была права. По ее словам, когда мы вернулись тогда в гостиницу, мама была в плохом настроении. Я же был уверен, что расстроенный человек не закажет окуня под шафранным соусом. И это, возможно, было тем моим единственным воспоминанием, в которое я сам верил.
— Значит, от меня что-то скрывают? — спросил я.
— Никоим образом. Но даже предположения o том, что тогда случилось, могут оказаться для вас слишком мучительными.
Вода закипела, и Берле выключила горелку.
— Это так… несправедливо, — сказал я. — Я знаю, что в этот лес заходили в сорок третьем году, и ничего не случилось. А мама с отцом тут же напоролись на снаряд.
Жослен покачала головой.
— Ничего странного. Ведь корпуса газовых снарядов железные . Они ржавеют. Но очень медленно. Может быть, в Первую мировую войну на них можно было наступить — и ничего. Но когда в лесу оказались ваши родители, снаряды пролежали там уже пятьдесят лет.
— А теперь?
— Теперь они проржавели еще сильнее. Так работает сама природа. Лес становится все более опасным.
Берле догадалась о моих планах.
— Даже и не думайте, — сказала она. — Люди до сих пор подрываются на этих снарядах. Всего пару недель назад такое случилось под Тьепвалем. Двое дорожных рабочих попали в больницу в полубессознательном состоянии. Они задели газовый снаряд, настолько проржавевший, что оболочка истончилась до пары миллиметров. Когда я об этом прочитала, сразу подумала о том событии — вашем событии.
Она замолчала. Искоса взглянула на меня. На подросшую неразгаданную тайну. На маленького мальчика, который теперь наяву сидел за ее кухонным столом. Я все больше утверждался в мысли о том, что ей не хочется будить воспоминания.
— Как вы думаете, что же произошло? — заставил я себя задать ей еще один вопрос. — Если вы дадите волю своим предположениям.
— Моя основная теория такова. Но чтобы ее понять, надо представлять себе, где мы находимся. Пребывание на Сомме вгоняет людей в тоску . Места сражений производят столь сильное впечатление, что некоторые впадают в состояние аффекта. Страшные рассказы создают потребность опереться на что-то осмысленное в жизни, на что-то гуманное. Я знаю, каково это — знать, что не можешь иметь детей. Пустота внутри, пустота вокруг. Так что, я думаю, вас похитили. Здесь, рядом с местом самой ужасной мясорубки в истории человечества.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу