Ларс Миттинг - Шестнадцать деревьев Соммы

Крупнозубой пилой он выпилил из ствола плашку и смочил ее водой. Тотчас же на поверхности заиграли невероятной красоты краски. На красно-оранжевом мерцающем фоне проступили четкие черные очертания. Благодаря участию в закупках материала для мастерской Рульмана Эйнар разбирался в сортах древесины грецкого ореха, и ему не потребовалось и нескольких секунд, чтобы подсчитать в уме, что это дерево — в мирное время — стоит колоссальных денег.

Изабель пришла в ярость. Заниматься этим вместо того, чтобы собирать снаряды?

Однажды ночью она пришла к нему, пряча что-то за спиной. Это был старый могильный крест с облезшей краской, нижний конец которого все еще был темным от влаги.

— Тебе не надо знать, откуда он, — сказала она, положив крест на пол. — Сделай только еще два, и чтобы они выглядели такими же старыми. И вырежь на них вот эти имена. — Она протянула Эйнару листок бумаги.

Имена на нем были еврейские. Годы смерти — 1938-й и 1939-й.

— Евреи не ставят крестов, — сказал Эйнар.

— Делай, что говорю, — велела Изабель. — Докажи, что ты на самом деле краснодеревщик.

При свете стеариновой свечи он взял две старые дощечки, вставил в пазы поперечины, вырезал стамеской имена, выкрасил буквы белой краской, а потом намазал кресты землей и отработанным маслом, чтобы было похоже на древесную гниль и пятна плесени. Под покровом ночи они вышли из дома. Дэро то и дело брала его за руку, чтобы провести потайными тропками среди полей. Где-то рядом шла ночная бомбежка — пробираясь на кладбище, они слышали взрывы совсем рядом. Добравшись до места, они вытащили из земли два креста, установили вместо них поддельные и примяли землю вокруг.

Когда они прокрались назад на ферму, Изабель рассказала, что немцы схватили семью евреев. Но у оккупантов были сведения только о двух последних поколениях семьи, поэтому на поддельных крестах вырезали имена бабушки и дедушки ныне живущих представителей семейства. На следующий день священник собирался отвести немцев на кладбище и показать им эти кресты в доказательство того, что в этой семье хоронят родных по христианскому обычаю.

Об этом эпизоде Эйнар написал, что мама может сама проверить его истинность. « Ты можешь сама обратиться к этим людям, и они подтвердят мою историю» , — писал он, указав также адрес человека по фамилии Станишевский. Когда он в письме приблизился к описанию обстоятельств ареста, почерк у него стал неровным, и внезапно я прочел предложение, от которого по спине у меня побежали мурашки.

«У Изабель было сшитое до войны нарядное синее платье. За несколько дней до прихода немцев она оделась в него, и с тех пор ее образ в этом платье является мне каждую ночь».

Когда схватили семью Дэро, Эйнар скрылся не сразу. Несмотря на то, что другие участники Сопротивления подозревали его в том, что это он их выдал, Эйнар совершил безрассудный поступок: наведался на ферму Дэро, чтобы взять себе что-нибудь на память об Изабель. Все хозяйственные постройки были сожжены — обычная практика у гестаповцев, чтобы выкурить прячущихся там детей. В жилом доме все было разрушено, в луже крови лежала их собака. На конюшне Эйнар нашел синее летнее платье, затоптанное в грязную солому.

«Я взял его с собой на память и в качестве доказательства того, — писал он, — что я никого не предавал. Но я был в смертельной опасности, и мне пришлось бежать. Недалеко оттуда жил один мой друг, умелый столяр, вместе с которым я работал в мастерской Рульмана в Париже. Его имя Шарль Бонсержан. Он вырос в семье рыбаков в сутках езды оттуда, а когда пришла война, как и я, сбежал домой».

Эйнар скрывался у Бонсержана до высадки союзников в Нормандии. Он узнал, что Изабель сидит в Равенсбрюке, и когда восстановилась телефонная связь, позвонил Уинтерфинчу и попросил у него денег на взятки и разъезды, чтобы съездить за ней и привезти домой, как только падет Берлин.

Уинтерфинч отказал ему. Спросил только, где же «его древесина».

Вот тогда-то Эйнар и взял грецкий орех в заложники. Вместе с Шарлем Бонсержаном он съездил в Отюй, и они срубили остававшиеся деревья и выкорчевали корни. Затем перевезли всё в надежный тайник. Эйнар считал грецкий орех собственностью семьи Дэро и все позднейшие указания Уинтерфинча игнорировал. Единственным человеком, который мог установить цену на это дерево, говорил он, является Изабель — или, как он стал говорить позже, ребенок Изабель.