Лариса Соболева: Пиковая дама и благородный король

Без Вероники Джулай получил возможность говорить открыто, называя вещи своими именами:

— У нас, Петя, проблема.

— Еще одна? Какая?

— Клавдия узнала человека с родинкой на щеке, вернее, это родимое пятно на скуле. Маркин был с упырем у Абалкиных. Ну будем под пресс класть его?

Пете понадобилось минуты три, чтоб взвесить данный факт. Маркин действительно личность заметная, имеет хорошо поставленный бизнес, клыкастый, облеплен связями, не шестерка.

— А что у нас есть? — поинтересовался Петя.

— Ильич среди людей Ульмера не признал ни одного…

— Проехали, завтра у меня будет племянник Ульмера, он обкатывает тачку. Гошу взяли?

— Гошу взяли. Бедняга чуть ласты не склеил.

— Тогда берем и Маркина. С него начнем, он куда важнее Гоши.

Мирон ждал больше часа на городской окраине, в лесопарковой зоне, выбрав не случайно темное и пустынное место. Он пешка, а люди сюда приедут крупные, как поведут себя, получив документы, — неизвестно. В случае чего Мирон скроется в лесу, где ему и ночью дорожки открыты. За то время, что он провел в «Сосновой роще», научился ориентироваться в лесу, чувствовать препятствия, будто в него встроен ультразвук. Здесь темень жуткая, фонари далеко, Мирон сидел на пеньке и вспоминал Лайму, тот миг, когда она посмотрела, куда падает. Отпечаталось навеки, хотя он не знает, какой длины будет его век.

Он не додумался бы убрать ее, если б не последние фразы Лаймы по поводу догадок. Она догадалась, и менты догадаются, так действительно может быть, а, нащупав нити, они возьмут Лайму и тогда она все расскажет. Потому что не сможет не рассказать. Не смогла БЫ. Теперь обо всем, что связано с ней, надо говорить в прошедшем времени. Прошедшее время завершающее, за ним начинается новый этап или уже ничего не бывает. Мирон же собрался все начать сначала.

Темень разрезали яркие фары, которые видно издалека. Мирон поднялся с пенька, достал файлик. Машина подъехала, перекатываясь на бугристых местах, пружинисто стала, дверца открылась, из нее вышел молодой человек. Передача состоялась пока односторонняя — Мирон отдал файлик, осталось получить деньги. Внутри салона загорелся фонарь, а через несколько секунд — да-да, не прошло и минуты! — оттуда раздалось:

— Это что такое? — Задняя дверца открылась, из нее вышел сухощавый мужчина лет сорока пяти, с густой шевелюрой, потряс листами. Он пришел в ярость, имени его Мирон не знал, видел впервые. — Что это? Я тебя спрашиваю, это что?! Что?!

— Документы Беляева.

— Издеваешься? — рассвирепел мужчина. — Это даже не подделка! Это грубая работа некомпетентного козла, который вообще не понимает, никогда не видел, как составляются подобные свидетельства. Причем отпечатана на принтере, следовательно, составлена на компьютере, это не государственная бумага со всеми положенными водяными знаками, сложным узором по всему листу и так далее. И это не печать, а рисунок! От руки! Чернилами!

— Меня… обманули? — выдавил Мирон, вспомнив взметнувшиеся руки Лаймы, ее полет назад, расширенные глаза.

— Ты что, не видел, какая туфта тебе попала в руки? Вот! Вот! Вот!

Мужчина порвал в клочья так называемые документы и швырнул в лицо Мирону. Тривиальный жест.

— Идиот! — процедил мужчина. — Столько работы, столько сил, бабок! Кстати, аванс получил? Добудь! Иначе из тебя кишки вынут! Пшел вон, говнюк!

Сейчас он ненавидел орущий рот этого человека, его глазки, сверкающие злобой, холеную рожу и тонкие пальцы, рвавшие бессмысленный лист, стоивший жизни Лайме. Мирон шел, широко шагая, не оглянулся, когда ему крикнул мужчина в спину:

— Срок — неделя! Мудак недоделанный!

— Сам ищи, — тихо сказал Мирон.

Смерть застывает в глазах, он это видел и запомнил. Утром его уже не будет в городе, а этот город навсегда останется с ним. Навсегда…

Маркина взяли у дома, устроили натуральное похищение, боевики отдыхают. Подъехал в машине с водителем, вышел, закрыл дверцу и… водитель только хлопал веками, озираясь и не понимая, куда делся хозяин. Маркин пикнуть не успел, а уже сидел в авто, таращил безумные, выкатившиеся из орбит глаза. Так ведь страшно, на ум приходит одна мысль: везут убивать. Тем более когда есть грешки, страх подкрепляется уверенностью, что везут на расправу.

Привезли его на заброшенный завод… Маркин не знал, где он очутился, он ничего не понимал, непонимание рождало ужас, поэтому вокруг ничего не видел, брел автоматически на ватных ногах, постоянно спотыкаясь.