Владимир Першанин - Мы умрем в один день [сборник]

— Господи, наверное, мы и правда из разных миров. Я готов плюнуть на все и отказаться от будущих миллионов. И не только из-за страха, а потому, что не знаю их цены. У Меня никогда не было денег. Я всю жизнь довольствовался малым и пыжился от гордости, как индюк, когда на партийных собраниях мою роту приводили в пример другим.

— Я пойду закажу переговоры еще раз, — поднялась со скамейки Лариса. — Попрошу, чтобы он приехал сюда, в поселок, завтра вечером. Ехать к нему самим слишком рискованно, так ведь?

Я кивнул. Пусть Юрченко едет сюда сам. Если согласится.

Он согласился и должен был появиться на следующий вечер.

Но сутки оказались слишком большим сроком.

После телефонного разговора мы отправились покупать солярку для двигателя. Где живут продавцы, нам подсказала телефонистка. Бывший колхоз «Путь Октября» стал товариществом с безликим названием «Приморское», но воровать в нем меньше не стали.

Заспанный взлохмаченный тракторист тут же согласился обменять любое количество солярки из расчета одна канистра за бутылку водки. Водки у меня не было. Имелся лишь спирт, который я купил в киоске вместе с консервами и сигаретами. Владелец солярки согласился на спирт, и обмен состоялся. У него мы купили огурцов и молока. Буханку хлеба он нам подарил, сообщив, что пекарня открывается в восемь утра.

Перетаскивание канистр и продуктов заняло едва не полночи. Уже начинало светать, когда мы подняли якорь. Плыть к острову, а потом возвращаться в поселок означало в обшей сложности пять или шесть часов пути. Слишком опасное предприятие для нашего тихоходного судна. Я направил «Марию» в сторону поднимающихся из воды прибрежных скал. Нам требовалось на день хоть какое-то укрытие.

Я бросил якорь возле огромного обомшелого камня, торчавшего недалеко от берега. Это была не слишком надежная защита от чужих глаз, но лучше чем открытое море. Последние дни вся наша компания жила впроголодь, и сейчас, после выпитого спирта, мы с жадностью накинулись на огурцы и консервы.

Челнок швырнул за борт пустую банку из-под сосисок и подвинул поближе вторую. Лариса, прикуривая сигарету, засмеялась.

— Боевые раны не мешают?

Мишка потряс забинтованной ладонью и ловко вскрыл консервную банку.

— Как на собаке зарастает. Готов на любые подвиги. Жаль, Аньку с собой не захватили.

— Зря ты лезешь на рожон перед Вадимом, — сказала Лариса, — лапаешь Анжелу у него перед носом. Он мужик злопамятный, наживешь врага.

— Ну и хрен с ним! — Челнок перекатился с живота на спину, — Уф, кажется, нажрался. Сейчас бы поспать, а?

— Давай по-очереди, — согласился я, — через пару часов разбужу.

Он умостился здесь же, на палубе, и почти мгновенно заснул. Лариса ушла вниз. Духота июньского полудня навалилась и на меня. Я тер глаза, таращась изо всех сил на блестящую синюю гладь. Над водой с криками носились чайки, и это было, пожалуй, единственное, что нарушало вязкую горячую тишину.

Чтобы не заснуть, я окунулся в море, потом принялся чистить карабин и пистолет. ТТ достался мне от Кости. Надежное оружие с хорошей прицельностью. Жаль, что в армии его давно сняли с вооружения. Короткоствольный Макаров нравился мне меньше. Наверное, пистолеты Костя купил у военных. Может, заодно с теми грузовиками. Оружие не принесло ему удачи. Я снова собрал пистолет и загнал обойму в рукоятку. Что оно принесет нам?

Я так до конца и не понял, как сумели приблизиться незамеченными те двое парней на ярко-оранжевом катере «Крым».

Это произошло уже после полудня, когда, отстояв свою вахту, я отправился вниз, где было прохладнее и где спала Лариса. Она лежала на узкой койке в одних шортах. Я сел рядом с полуобнаженной женщиной и осторожно поцеловал ее в шею. Она открыла глаза.

— Пора вставать?

Наверное, не надо было лезть к ней с любовью, но пока она курила, желание захлестнуло меня с такой силой, что я уже ничего не соображал. Я стянул с нее шорты вместе с плавками и повернул к себе спиной.

Это была, скорее, нервная разрядка, чем страсть, а может, все вместе. Мне казалось, что ни до, ни после у нас такого с Ларисой не было. Мы, стоная, катались по полу каюты, потом, замирая, начинали ласкать друг друга языком и руками.

Когда же все кончилось, у меня не хватило сил даже устроиться на койку. Я заснул туг же, на полу, положив руку на обнаженное бедро женщины.

Мне ничего не снилось, а пробуждение было внезапным и непонятным. Где-то рядом стреляли. Я вскочил, нащупывая висевший у входа карабин. Десятки и сотни тревог, по которым я просыпался в армии, натренировали тело до автоматизма. Спасибо, что хоть этому сумел научиться! Я вымахнул вверх по трапу, стряхивая остатки сна.