Чарльз Вильямс - Мертвый штиль - Женщина из захолустья. Дядюшка Сагамор и его девочки. Мертвый штиль

— Позвольте мне ненадолго снова встать за штурвал, — сказал Ингрэм женщине.

Он хотел проверить, не слишком ли круто они идут и не заполаскивают ли при этом паруса.

Миссис Уоринер отошла от штурвала. Взяв его в руки, Ингрэм повернул яхту на десять градусов влево, потравил паруса, но ничего ровным счетом не изменилось. «Орфей» продолжал двигаться с прежней скоростью и, как убедился Ингрэм, увеличивать ее не собирался. Яхта была похожа на загнанное животное, которое ни о чем, кроме отдыха, не помышляло.

На многое Ингрэм и не рассчитывал, но такое поведение яхты повергло его в уныние. Даже управляя ветром, за сутки преодолеть пятьдесят миль все равно бы не удалось.

Поняв, что все его попытки придать судну большую скорость тщетны, Ингрэм направил его по прежнему курсу и передал штурвал миссис Уоринер. Подойдя к краю палубы, он глянул за борт и увидел, что обшивка яхты ниже ватерлинии покрыта зелеными водорослями. «От судна с двадцатью тоннами воды внутри и такими густыми зарослями на днище трудно было ожидать чего-либо другого», — подумал Ингрэм. Удивительно, что оно еще как-то передвигается.

— Когда «Орфей» в последний раз выходил в плавание? — спросил он миссис Уоринер.

— Около восьми месяцев назад, — ответила она. — Во время покупки.

Что ж, другого ответа Ингрэм и не ожидал. Так что удивляться тому, что произошло со старой яхтой в открытом море, не следовало. Ингрэм зашел в рубку, вытащил из валявшегося на столе хлама карту Тихого океана и развернул ее. Если хозяева яхты и не знали, куда плыли, то наверняка помнили, из какого порта отчалили. Координаты последней стоянки «Орфея» должны были быть занесены в судовой журнал, но Ингрэм записям этих людей не доверял. Он вспомнил об отличном ориентире, трех звездах, замеченных им накануне вечером. Они располагались над морем в двадцати пяти милях по курсу в 235 градусов. Таковым было положение «Сарацина» на рассвете, в тот момент, когда Ингрэм заметил «Орфей». Тогда тонущая яхта находилась от них милях в пяти, лежа по курсу в 315 градусов.

Ингрэм нарисовал на карте карандашом крест: 4,20° южной широты и 123,30° западной долготы. Маркизские острова находились приблизительно в тысяче двухстах милях к юго-западу от них, а Галапагосские — более чем в двух тысячах милях за ними. Ближе других участков суши не было. Поэтому шансов на то, что они могут встретить проплывающее мимо судно, практически не существовало.

А можно ли вообще догнать «Сарацин», даже зная, каким курсом он идет? Вряд ли, подумал Ингрэм. «Сарацин» уже давно скрылся за горизонтом и теперь делает шесть узлов. Когда же горючее на нем кончится, он на одних только парусах пойдет с более высокой скоростью, чем «Орфей».

— Ветер попутный, — доложила миссис Уоринер.

Ингрэм вернулся на палубу. Ветер уже поменялся на северо-восточный, и теперь их яхта двигалась немного южнее.

— Мы ляжем на другой галс, — сказал Ингрэм.

Он отвязал брезентовое полотно, развернул парус вокруг опоры и завел его за ванты правого борта, затем накренил полотно на левый галс. Теперь курс «Орфея» составил 275 градусов, что было на 35 градусов западнее того, что требовалось. Через несколько минут ветер сменился, яхта развернулась и легла на желаемые 245 градусов. Внезапно ветер стих, а затем снова подул, но уже с северо-запада. Ингрэму вновь пришлось поменять положение брезентового полотна. Прошло еще десять минут, и ветер стих окончательно. «Орфей» по инерции проскользил по воде еще несколько футов и, остановившись, тяжело закачался на волнах.

Ингрэм оглядел горизонт. Во всех направлениях поверхность океана была ровной и гладкой, словно стальная пластина.

Итак, они преодолели меньше мили, а часы Ингрэма показывали двенадцать десять.

Лицо ее горело, а голова лежала на чем-то жестком, что поднималось и опускалось, ходило то в одну сторону, то в другую. Ее мутило. Подобное ощущение она испытывала всего один раз, когда перебрала спиртного. Откуда-то издалека до нее доносился шум работающего двигателя, на который накладывался чей-то поющий голос. Это была старая и когда-то очень популярная сентиментальная песенка. Она не слышала ее уже много лет, но сразу узнала. Как же она называется? Ах да, «Очаровательная девушка». Она перевернулась и через закрытые веки почувствовала над собой яркий источник света. Конечно, это могло быть только солнце. Она открыла глаза и тут же зажмурилась от боли. Неподалеку от себя она успела заметить загорелые плечи мужчины и его отливающую золотом голову. В этот момент голова мужчины, продолжавшего напевать песенку, повернулась, и на нее глянули озабоченные глаза Хью Уоринера. Поняв, что она очнулась, парень улыбнулся. Это была обаятельная и полная нежности улыбка. Она попыталась закричать или пошевелиться, но ни того, ни другого сделать не смогла.