Чарльз Вильямс - Мертвый штиль - Женщина из захолустья. Дядюшка Сагамор и его девочки. Мертвый штиль

Затем я увидал Харма. Он стоял поодаль и словно кого-то высматривал. «Что-то он нервничает», — подумалось мне, когда я пробирался к нему поближе. Вероятно, он высматривал дядю Сагамора. Тут поднялся гул — прибыл Кудрявый.

Он поставил свою машину прямо перед трибуной — наверное, чтобы подсоединиться к громкоговорителям. Он был в белом модном костюме и ковбойской шляпе. Вылез из машины и принялся пожимать руки собравшимся. Мне прямо-таки стало тошно от мысли, как он одурачил папашу с дядей Сагамором и как он их опорочит. Тут сквозь толчею стал продираться Харм, пытаясь привлечь его внимание. Когда Кудрявый его увидел, тот только мотнул головой, ни слова не говоря. Кудрявый бросился пожимать всем руки и пошел за ним. Я спрыгнул с трибуны и проскользнул следом.

Я настиг их среди машин, затаившись под одной из них. Виднелись только их ноги, зато слышно было все.

— Надо было тебя отловить, — говорил Харм, — прежде чем ты заберешься туда, наверх…

— Что случилось?

— Оно исчезло! Они всё утащили!

— Что?! Послушай, что это еще за шутки?

— Ш-ш, не так громко! Это не шутки, черт подери! Говорю тебе, спустился я туда полчаса назад, просто проверить лишний раз — и ничего нет! Наверное, их что-то насторожило. Может, мы наследили…

— О Господь милосердный, что же это такое! Здесь пять тысяч народу ждут…

Он выругался, а я усмехнулся про себя: дядя Сагамор с папашей сработали вовремя. Тут я задумался: как же они смогли? Их же не было дома! А я был там всего три часа назад, и все было на месте. Я совсем запутался.

— И что же мне делать? — вопросил Кудрявый. — Через десять минут надо подняться на трибуну, встать перед всеми ними, а сказать-то нечего!

— Но, послушай…

— Отдавай назад сто баксов! — оборвал его Кудрявый. — И можешь распрощаться с мечтой о должности! Ну, если только ты со мной тут шутки шутишь…

Тут уже выругался Харм:

— Голова у тебя или что? Если б я с тобой хитрил, я бы просто сидел тихо, пока ты не повел туда народ и не показал всем пустое место…

— Да, об этом я как-то не подумал.

— Послушай-ка, — продолжил Харм, — вот что я тебе скажу — их еще можно достать.

— Как?

— Кроме этого места, есть еще три подходящих. То есть три потайных местечка, которые никто не знает. Я знаю, где они. Смогу их проверить за час.

— Черт, да ведь не могу же я держать здесь людей так долго!

— И не надо! Задержи их сколько сможешь — и начинай свою речь. А я их тем временем отыщу.

— Ну а дальше-то что? Ведь только я один должен знать, где это. Ты их не должен туда вести.

— Я и не собираюсь. Он же меня убьет! Есть другой способ.

— Какой? Он должен стоять здесь, рядом со мной, на трибуне.

— И хорошо. Пусть стоит тут, а не рыщет с ружьем, гоняясь за мной. Слушай, я беру машину и еду на ту дорогу, где мы стояли вчера. И когда найду место, сам я тебе сообщать не стану — это был бы провал. Тут со мной одна родственница, Снуки Маккаллум, — Сагамор ее не знает. Она подъедет, словно по пути из города, и шепнет тебе, а ты объявишь, что срочно звонят и что тебе нужно к Джимерсону, чтобы ответить. Тогда Нунаны ничего не заподозрят.

— Понятно, я еду с ней, встречаю тебя, и ты мне показываешь место.

— Да. Тебя не будет, ну, минут десять. Можно пока включить музыку или еще чего-нибудь. И народ будет доволен, и Нунаны останутся на месте. И мне надо, чтобы Сагамор был тут, а не поджидал меня с ружьем.

— Ладно, ладно. Это легко сделать. Я их уговорю, улещу. Но ты, приятель, уж не подведи. А не то плохо будет твое дело, когда я стану шерифом. Теперь давай двигай!

— Не волнуйся! Я буду в одном из тех трех мест. Пойдем к машине, я тебя познакомлю со Снуки, и мы отчалим.

Ноги двинулись. Я выполз из-под машины и проследил за ними. Они разговаривали спиной ко мне с какой-то женщиной — видно, мисс Маккаллум. Это была грузная девица с пышной грудью, в блузе с глубоким вырезом, в юбке и босоножках. Ее черные волосы были забраны сзади в пучок наподобие конского хвоста. Выглядела она, думается, неплохо. Харм ее представил, они поздоровались. Я собрался было вернуться к трибуне, как что-то меня остановило. Что-то в ней было знакомое, как будто я ее уже где-то видел. Хотел я ее рассмотреть повнимательней, но они уже уселись и поехали.

Подбегая к трибуне, я увидал вернувшегося Мёрфа. Один из тех, в белой форме, велел ему стать возле дядифинлиного ковчега, но Мёрф очень долго тряс ему руку, как будто давно с ним не видался, и тогда тот изменил свое мнение и разрешил поставить машину почти у трибуны. Из нее теперь можно было все видеть, даже не вылезая. Я забрался к нему.