Николай Блинов - Анастасiя

— Многая лета! Многая лета! — донесся хор из-за двери. Затем смолкло. Это митрополит надел венец на голову Иоанна. Донеслись невнятные возгласы поздравлений.

Наконец в дверях собора показался великий князь Московский и всея Руси Иоанн Васильевич в знаках царской власти. Князь Юрий Васильевич, глухонемой, родной брат царя, осыпал его в церковных вратах и на лестнице золотыми монетами из мисы, которую нес за ним дядя царя Михайло Глинский. Князь Юрий Васильевич по слабости своей телесной не мог ничего нести, дай бог руку поднять с горстью монет и бросить их в спину старшего брата.

Царь со свитой прошел мимо. На безбородом лице его играл отсвет божественного помазания. Шаги были плавными и твердыми, грудь вздымалась свободно.

Народ, дотоле безмолвный и неподвижный, сразу же после прохода свиты по ковровой дорожке, как безумный, смял ряды стрельцов, которые тотчас же расступились, и кинулся собирать с пола золотые денежки, обдирать «царское место», отрывая лоскуты камки и паволоки на сувениры и помины. При этом все кричали, рыдали, ругались, толкались, дрались и давили друг друга.

Только монах Досифей и блаженный Геннадий Костромской оставались неподвижны. Не потому, что считали неприличным добычу сувениров. Мы просто знали, что из виртуального мира пронести в реальный невозможно ничего, кроме эмоций.

Слава Всевышнему, никого не затоптали до смерти от охватившего всех верноподданнического восторга.

«Наблюдай пламя свечи и замечай его красоту, моргни глазом и посмотри вновь. Увиденного тобой ранее не было, а того, что было, теперь нет. Кто тот, что вновь и вновь разжигает вечно умирающее пламя?»

Пять минут,

Пять минут,

Бой часов раздастся вскоре…

Не найдя следов Лехи Васильева в шестнадцатом веке, я, вернувшись в XXI, полез в его компьютер и обнаружил там множество любопытных записей. Некоторые показались мне полезными для раскрытия тайны его сердца. Точнее его остановки. Вот один из его файлов.

Время вперед.

Современная физика, так много свершившая в двадцатом веке, только за сто лет создавшая атомную бомбу и субмикроэлектронную кибернетическую цивилизацию, к двадцать первому веку пришла в глубочайшем кризисе. Дело в том, что все физические модели Мира от Ньютоновской классической механики до общей теории относительности Энштейна и квантовой физики Гейзенберга исключают такую категорию, которую философы называют стрелой времени. Согласно принятым в этих моделях допущениям, время всегда одинаково. Нет отличия между прошлым и будущим. И вчера и завтра квант света летит с одинаковой скоростью триста тысяч километров в секунду. Квант, конечно, летит одинаково, но в начале полета он из чего-то родился, а в конце полета отдает чему-то свою энергию и во что-то превратится. Если бы при этом квант оказался бы живым, момент рождения и момент смерти для него были бы не одинаковы, несмотря на то, что закон сохранения энергии продолжал бы действовать.

Таким образом, подобное допущение, объясняя многое в мире неживом, начисто исключает из рассмотрения мир живой, в котором прошлое всегда отличается от будущего и их нельзя переставить местами.

Парадокс физики состоит в том, что, претендуя на объективность своих законов для мертвых, то есть на их независимость от наблюдателя, законы эти всегда предъявляются живому, то есть «субъективному» зрителю, который воспринимает окружающий мир с помощью только своих пяти (или меньше) органов чувств. Человек живет в сенсуальном мире, в мире своих эмоций.

Таким образом, весь мир, наше Бытие: время, пространство, материя — это то, что мы чувствуем или воображаем.

Мир для каждого из нас существует только потому, что в нем постоянно возникает и сохраняется разница состояний. Если этой разницы нет, значит, ничего нет. Когда всюду одинаково светло, наш глаз ничего не видит. Когда всюду одинаково пахнет ладаном, нам даже запах тухлятины может показаться приятным. Также работают и все физические приборы. Напряжение 220 В, которое измеряет тестер, это разность потенциалов между двумя точками электрической сети. Разность, и ничего больше.

Поэтому к Бытию неприменимо второе начало термодинамики, сформулированное еще в девятнадцатом веке Сади Карно, утверждавшим, что в замкнутых системах энергия стремится распределиться равномерно. Для паровой машины это справедливо, а для живой природы нет. Дело в том, что если бы в окружающей нас Вселенной энергия только рассеивалась и не концентрировалась, жизнь была бы невозможна.