Михаил Михеев - Запах «Шипра». Повесть

Он лежал на спине. Я нагнулась и почувствовала на щеке тепло от его дыхания.

Лицо его показалось мне каким-то особенно похудевшим, осунувшимся. Черные тени лежали во впадинах глаз. На столе лежали рассыпавшиеся таблетки валидола. Видимо, ему опять было плохо, но он не вызывал «скорую», чтобы меня не будить.

Милый, добрый человек!

Мне так захотелось поцеловать его в морщинистую щеку, но он спал, и сон его больному сердцу, наверное, был более нужен, чем мой сентиментальный поцелуй.

Я забралась с ногами в кресло, накрылась курткой Петра Иваныча и сидела, поглядывая на него…

Проснулась оттого, что отлежала ногу.

Петра Иваныча уже не было в постели. Часы на его столе показывали восемь, было светло. Я села в кресле и только тут заметила, что покрыта уже не курткой, а пледом, которым Петр Иваныч застилал свою постель. Я не слыхала, как он ушел.

Вечером был Максим.

Как всегда, мы собрались на кухне и долго распивали чай, но говорили мало. Максим сидел в своем уголке, между столом и холодильником. Он отыскал это место опытным путем - раньше я все время задевала ногами за его колени, когда начинала убирать посуду.

Петр Иваныч разжег свою трубку.

- У нас событие, Максим. Женя влюбилась.

- В кого?

Я мыла чашки в раковине. Вопрос Максима прозвучал непосредственно, даже испуганно. Я рассмеялась.

- Она не говорит - в кого,- продолжал Петр Иваныч.- Видишь, ей смешно. А смешного тут мало. Вдруг она влюбилась в тебя?

- Да, тогда на самом деле не смешно.

- Вот как. Значит, ты был бы этому не рад?

Максим промолчал.

- Женя, вы слышите его?

- Наоборот, я ничего не слышу.

- Вот именно, он молчит. Но его молчание говорит слишком громко. Потребуйте у него объяснений. Иначе я обязан вызвать его к барьеру.

- Дуэли уже вышли из моды, Петр Иваныч.

- Хорошо! Я напишу на него заявление в местком.

Собрав чашки, я вытирала стол. Шутливый разговор

касался, однако, серьезных вещей.

- Максим правильно молчит,- сказала я.- Он сомневается, что моя влюбленность принесет радость. Наоборот, когда в дружеские отношения ввязывается такое чувство, оно обычно влечет за собой смуту. Я правильно говорю, Максим?

- Максим! Не смей соглашаться с этой философствующей девчонкой. Скажи, что молчал по другой причине… Значит, нужно уметь обходиться без любви?

- Кое-когда - да! - подтвердила я.

- О, боги Джека Лондона! Куда исчезает романтика… Подожди, Максим, а который час?.. Телевизор нужно включать. Вот зараза - этот ящик. Сидели, думали о чем-то, обменивались информацией. Теперь будем молчать, смотреть и не думать. Ох, правильно говорят японцы: телевидение - гибель нации.

- Так не включайте.

- Что вы, Женя! Там Лермонтов, «Маскарад»! Мордвинов играет Арбенина. «Глупец, кто в женщине одной мечтал найти свой рай земной!..» А вы говорите- не включать!..

Я сидела в кресле и смотрела «Маскарад». Знала его почти наизусть, видела фильм с Мордвиновым. Когда-то лермонтовские строки, звучные, словно отлитые из бронзы, приводили меня в трепет. Сейчас я тоже слушала с восторгом, но позволяла моим земным мыслям существовать рядом с бессмертными стихами.

Я смотрела, как Арбенин садится играть в карты у Казарина, вслушивалась в его слова о князе Звездиче:

Я закрыла глаза и на какое-то время отключилась от телевизора. Господи! Только Лермонтов мог найти, соединить и заставить так звучать самые обыденные слова:

А все-таки, что же мне делать с моим киоскером с улицы Горской.

Я думала об этом неотвязно. Я слушала знакомые лермонтовские строки и ловила себя на мыслях о том, кого я считала убийцей.

Ложась спать, я с каким-то новым настроением повторила:

Видимо, мозг и ночью вел свою таинственную подспудную работу -утром у меня уже появились соображения, в которых я не решилась бы признаться полковнику Приходько: столь много было в них от моей убежденности в вине Бошко и не очень много от логических доказательств. Но я утешала себя тем, что логика- не всегда самый верный путь к истине.

Чтобы застать Бошко дома, я позвонила ему утром.

Он тут же ответил. Сказал, что достал мне «Фотографию». Все номера за прошлый год. Они лежат у него дома. Когда я за ними зайду?