Михаил Михеев - Запах «Шипра». Повесть

Лизавета, прихлебывая из стакана коньяк, рассказывала, что случилось с ее приятельницей. История выглядела такой непотребной и грязной, что у меня возникло мерзкоё ощущение, будто меня окунули в помои.

- Так я же знаю эту Фролову. Замужем она сейчас. Когда такое с ней могло случиться? - удивилась Аллахова.

- Это еще при дяде Гоше,- пояснила Тиунова.

Вот только здесь Аллахова бросила на меня быстрый вопросительный взгляд - слышала ли я? Но я удачно занялась своей рюмкой.

Дядя Гоша! Мой знакомый с улицы Горской именуется Гошей. Г. Бошко… Все сходится.

Однако пора было уходить, чтобы Аллахова убедилась: пьяная болтливость собравшихся нисколько не интересует меня. Я уже собралась прощаться, когда Аллахова обошла кругом стол, присела рядом на диван и обняла меня за плечи.

- А что же наша скромница сидит молча, а? Как идут ваши дела, Евгения Сергеевна? Расскажите нам что-нибудь.

- Нечего и рассказывать, Светлана Павловна. День за днем. Акты, накладные. Принимаем, отправляем. Знакомых пока нет. Бываю только у вас, тут лишь душой и отдыхаю…

- Знакомых нет? Такая интересная женщина… Замуж вас нужно выдать.

- Так за чем дело стало,- подхватила Лизавета.

Я попрощалась со всеми. Больше меня не задерживали.

- Заходите! - сказала Аллахова.

Я доехала на трамвае до цирка, с полчаса посидела на скамье в сквере, затем выпила в «Домашней кухне» черный кофе.

Весь вечер старалась не дышать в сторону Петра Иваныча, и, кажется, он ничего не заметил.

И в этот раз на встречу с Г. Бошко я тоже отправилась из вестибюля Торгового института.

Опять на мне было красное платье, только плащ я решила не снимать, на улице было холодно и сыро. Очки надевать не стала, а пустила в ход черный карандаш.

Молоденькая студенточка, занимавшаяся перед зеркалом тем же* чем и я, оглядела меня со вниманием, даже с завистью. У нее были чистые целомудренные глазки, и она тщетно пыталась придать им противоположное выражение…

Г. Бошко разглядел меня еще издали. Он тут же закрыл окошко картонкой с надписью: «Ушел на базу», - и, надев плащ, вышел из киоска.

- Здравствуйте! - он двумя оборотами ключа запер дверь.- Извините, я не сумел выполнить обещание. Задержался в нашем Торге. Но журналы приготовил. Они у меня дома, я живу здесь рядом. Зайдемте!

- Не знаю…- начала я.- Удобно ли?

- А чего ж, живу один - никому вы не можете помешать. Наоборот, лично я буду считать за честь, если вы посетите меня.

Считать за честь!.. В книгах такое я встречала, но в жизни ко мне никто еще так изысканно не обращался. Это была игра в хорошие манеры, один из способов обработки отзывчивых женских сердец.

Коренастый и крепкий, он двигался энергично, и сейчас я могла бы сбросить ему еще лет пяток, дополнительно к тем десяти, которые сбросила при первой встрече.

- Я думаю,- продолжал он,- можно пренебречь некоторыми условностями. Меня некому представить. Разрешите сделать это самому. Георгий Ефимович Бошко.

Конечно - Георгий, дядя Гоша!..

После этаких китайских церемоний мы пошли рядом. Он уверенно поддерживал меня под локоть, когда нужно было перешагнуть поребрик, и мне уже нетрудно было представить, как эта рука так же уверенно открыла кран газовой плиты…

По дороге Бошко завел разговор о мужском одиночестве, о том, как только с годами начинаешь понимать, что стоят дружба и близость другого человека… и так далее, и в том же роде. Говорил он умело - это была все та же игра в хорошие манеры. «Русские девушки любят разговорчивых!» - в свое время заявил Тургенев, в этом отношении методы мало изменились с тех пор. Г. Бошко сделал такой вывод, очевидно, на основании собственного опыта. Гладкость его монолога заставляла думать, что он повторял его уже не один раз. До девятиэтажки, где он жил, мы дошли за несколько минут.

Лифт поднял нас на пятый этаж.

- Разрешите!

Он достал из кармана большой ключ от «кассового» замка. Мы вошли в маленькую переднюю однокомнатной квартиры. Он помог мне снять плащ.

Большую комнату заполнял рижский гарнитур. Стояла в углу широкая поролоновая тахта, полированный журнальный столик, видимо, при необходимости заменяющий и обеденный стол. В серванте одну полку занимали книги.

Это была комната привыкшего к достатку холостяка, которого посещают женщины. Над сервантом отличная фотография - снимок с фарфоровой купальщицы. Красивое зеркало в резной рамке. На серванте терракотовые статуэтки, фигурки из цветного стекла. Тут же отличный чешский телефон. За стеклом серванта электробритва в футляре и… флакон одеколона «Шипр».