Владимир Гриньков - Когда умирает ведьма

— Куда? Он же вообще говорил: работа! А где работать — про это ни слова.

Никак не получалось вытянуть из нее нужную информацию. Причем было видно, что она действительно не в курсе. Знала бы хоть что-то — давно уже сказала бы.

— А почему ты к Даше не обратилась? — спросил Пахарь. — Ведь подруга!

— Она подруга, когда похвастаться надо. А когда помочь — ее не доищешься.

— У тебя адрес есть. Московский.

— Какой?

— Улица Тепловозная, — подсказал Пахарь.

— А вы на этой улице были? — спросила насмешливо Зина.

— Ну-у-у, — протянул неопределенно Пахарь.

Зина желчно засмеялась.

— Нет такой улицы! — сказала она.

— Чего же Дашка от тебя прячется? — спросил Пахарь, будто размышляя.

— Я не знаю.

— А когда ты ее в последний раз видела?

— Еще когда она училась.

— У Тропарева?

— Да.

— Даша сюда приезжала?

— Да.

— И что рассказывала?

— Что классно там. Что танцевать учат. Что потом работу дадут.

— Какую работу? — предпринял еще одну безуспешную попытку Пахарь.

— Я не знаю.

— И больше ты с того раза Дашу не видела?

— Нет. Прячется. Прислала письмо с улицы Тепловозной, — усмехнулась Зина. — Чисто приколоться чтобы. Похвастаться. Там она на фотке такая крутая. Стоит перед «мерседесом». Чужой, небось, «мерседес», — скривила губы.

Говорить больше было не о чем.

— Ты хоть шампанского выпей, — сказал Пахарь, обнаружив, что они не притронулись ни к еде, ни к спиртному. — И вот еще бутерброды.

— Мне нельзя, я на работе.

— Мы здесь вдвоем, никто не увидит.

— Никто не запрещает, — засмеялась Зина. — Это я сама.

Я тут сейчас нажрусь, а мне потом танцевать.

— Ну, как знаешь, — сказал Пахарь и поднялся из-за стола. — А вы ведь не от Даши, — вдруг сказала Зина.

— А откуда же я? — весело осведомился Пахарь.

— Вы из милиции. Угадала?

— Угадала! — еще больше развеселился Пахарь. — Как поняла?

— Чего же тут непонятного. Вы Тропарева, наверное, ищите. — Ищем.

— Он хороший. Жалко, что так получилось.

— Как получилось? — насторожился Пахарь, никак эту свою настороженность внешне не проявляя.

— Убили его, наверное.

— Кто?

— Значит, было кому.

— Ты что-то знаешь?

— Нет, конечно.

— Но уверенно говоришь, что Тропарева могли убить. У него были враги?

— Наверное, были. За ним следили, кажется.

— Кто?! — вскинулся Пахарь.

— Я не знаю. У нас занятия были. По танцам. Мы в Доме культуры занимались.

— Да, я знаю, — нетерпеливо сказал Пахарь. — Дальше!

— А дальше мы вышли на улицу. Когда занятия закончились.

— Мы — это кто? Ты и Тропарев?

— Да. И еще его жена, Ольга Евгеньевна. И там машина стояла.

— Чья?

— Не знаю. Александр Борисович говорит «опять!» Тогда я ее тоже увидела, а так бы и внимания не обратила.

— Он тебе сказал — «опять»?

— Нет. Жене своей.

— Ага, понятно. Значит, эта машина была им знакома.

— Получается, что так.

— И что дальше?

— Они сели в машину и уехали.

— В ту машину?

— Нет. В свою. В «мерседес».

— А та машина — какая?

— Серебристые «жигули». Как у нашего мэра.

— Кто в той машине был?

— Я не видела.

— Машина стояла далеко, — сказал понимающе Пахарь.

— Да.

— И эти серебристые «жигули» поехали за Тропаревым?

— Да.

— Номер запомнила?

— Нет.

— А позже потом ты эту машину еще видела.

— Нет. Я уехала из Москвы.

— Стоп! — сказал Пахарь и медленно опустился на стул. — Ты эту машину увидела незадолго до того, как исчез Тропарев?

— Прямо перед тем, — сказала Зина. — Вечером это было, а на следующий день Александр Борисович уже не вышел на работу.

Пахарь вышел к барной стойке, за которой скучал бармен.

— Какая машина у вашего мэра? — спросил Пахарь.

— Двенадцатая «лада».

— Это с кузовом хэтчбек?

— Ага. Серебристый «металлик».

— Ты бы меня проводил, — предложил Станислав Сергеевич. — У тебя тут черный ход есть?

— Есть. А что случилось?

— Только не делай круглые глаза, — поморщился Пахарь. — Я эту пьяную шелупонь знаю, меня грузить не надо.

Пахарь стоял у барной стойки вполоборота к залу и боковым зрением фиксировал все происходящее. Недоброжелательность он чувствовал, но прямой угрозы не ощущал.

Вдвоем с барменом они вышли через черный ход. Но и здесь была засада. Двое сильно нетрезвых парней встрепенулись, завидев Пахаря, один из них крикнул призывно-радостно: «Петруха!», и из-за угла тотчас выскочили еще трое, и среди них — тот краснолицый, у которого не хватило денег на то, чтобы умыть прилюдно Пахаря. Теперь краснолицый жаждал крови, которой можно было бы смыть позор.