Владимир Гриньков - Когда умирает ведьма

— И все с Людой будет хорошо?

Только теперь она подняла на Калмыкова глаза и посмотрела внимательно.

— Та-а-ак, — протянул Калмыков. — Я вижу, мрачная суровость финских лесов крыши сносит всем без разбора. А тебе, Михаил, тут тоже чертики являлись? — обратился он к охраннику насмешливо.

Михаил не успел ответить, потому что его опередил Богдан.

— А пускай он расскажет, как за призраками полночи гонялся, — предложил Богдан.

— Леша! — сказала Наталья. — Пообещай мне, что с Людой все будет хорошо! Что никто ее пальцем не тронет! Здесь происходят странные вещи, Леша! Я ничего не понимаю, но я боюсь! Люда чудит, Микси чудит, тут псих на психе сидит и психом погоняет, мы здесь все чокнемся, если завтра же не уедем, я уже ненавижу этот дом, это какая-то западня!

Лицо ее скривилось, и она заплакала, как маленький ребенок — так же горько и безутешно. Дыр-Быр-Тыр смотрел на нее с испугом, не понимая, что происходит.

— Богдан говорит правду! — сквозь слезы сказала Наталья. — Она не такая, как мы. Она в этот дом вошла и говорит: я здесь была, мне это все знакомо. Откуда, Леша? Когда она здесь была? Никогда прежде! И ты это знаешь, и я это знаю, так откуда же она, еще даже не пройдя через гостиную, уже знает, что дальше будет кухня, а в кухне будет дверь! Откуда ей это знать, если она первый раз приехала?

Лицо Калмыкова сохраняло бесстрастное выражение.

— «Я здесь узнаю про своих родителей»! — продолжала Наталья. — Это она мне говорит! И после этого Микси начинает ей дарить портреты ее родителей! Вылитые Тропаревы, Леша! — всхлипывала Наталья. — Ты это можешь как-то объяснить, а?

— Что за портреты? — сухо спросил Калмыков.

— Миша! Покажи ему! — сквозь слезы попросила Наталья, у которой не было сил встать из-за стола.

Охранник поднялся, прошел в комнату Людмилы, снял со стены нарисованные Микси портреты и, вернувшись в гостиную, положил их на стол перед Калмыковым. Калмыков смотрел на портреты с недобрым прищуром.

— Микси когда-нибудь видел Тропаревых? — сказала Наталья. — Нет! Тогда откуда все это?!

Калмыков жестом раздраженного человека смахнул бумажные листы со стола.

— Есть вещи, которые понять невозможно, — глухим голосом произнес Богдан, — но это не значит, что этого нет. Просто так для психики безопаснее — не верить. Я долго думал, почему люди от всего этого отмахиваются, почему для них прорицатели, сглаз и бабки-знахарки — это вздор и мракобесие. И я, кажется, понял, наконец. Так удобнее. Если чему-то не можешь дать объяснения — так лучше сказать, что этого нет вообще. Тогда целостность мира не нарушается. Люди не любят нестабильности. Им надо, чтобы все было знакомо, объяснимо, и чтобы привычно повторялось изо дня в день. Утром в тюбике — зубная паста с привычным запахом мяты. Поднялась температура — выпей аспирин. Дети должны слушаться родителей. На красный свет нельзя. После зимы будет весна, потом придет лето. Все знакомо, все понятно, и душа спокойна. Но если сделать шаг в сторону, если спокойствие нарушено — тогда вихрь в мозгах и сплошной хаос. А это уже называется безумием. Люди боятся безумия. Они боятся сойти с ума. И поэтому все, что не укладывается в рамки их житейского опыта, отвергается с порога.

Он замолчал, и в гостиной повисла недобрая тишина. Калмыков скосил глаза и смотрел на портреты супругов Тропаревых, не мигая.

— Это Микси рисовал? — спросил он, наконец.

Наталья закивала часто-часто, глядя на Калмыкова заплаканными глазами.

— Но этого не может быть, — сказал Калмыков, будто уговаривая себя. — Ведь он не мог их видеть.

— В том-то и дело! — с готовностью подсказала Наталья.

— Он не мог их видеть! — возвысил голос Калмыков, заметно раздражаясь. — Их не было здесь! По крайней мере, здесь не было самого Тропарева, здесь была только его жена…

— Когда? — спросила Наталья, ужасаясь.

Калмыков зло засмеялся, обнаружив ее мистический страх. — Не сейчас! — сказал он. — В прошлом году! Она летела из Стамбула, Москва не принимала, и запасные аэродромы в Питере и Нижнем Новгороде были закрыты по метеоусловиям. Их посадили в Хельсинки, а я как раз был здесь. Тропарев это знал, он позвонил мне, я связался с его женой и забрал ее из аэропорта. Их не выпускали из транзитной зоны, а у нее была открыта шенгенская виза, я забрал Тропареву, привез сюда, а на следующий день мы машиной уехали в Москву. Но никакого Микси тут близко не было!

Он потер лоб, размышляя.

— Он не мог их видеть! — повторил, как заклинание, Калмыков. — Потому что их уже не было в живых! Я своими глазами видел их кости! Это их кости! — уговаривал он себя.