Инна Булгакова - Крепость Ангела

— После встречи с иностранным родственником. Пир закатил — действующие лица те же. Я вскоре ушла. А ночью Сева меня разбудил и потихоньку позвал в кабинет. Там был Евгений.

— Иностранец ночевал на Восстания?

— Поэтому мы и действовали тайком: Всеволод взял с нас слово объявить завещание только в случае его смерти.

— Какой мрак.

— Да ничего подобного. Женечка поразился: «Ты действительно все оставляешь Церкви?» — «Не дождутся! Ни те, ни другие, но какая хохма…» Это была его очередная шуточка — всех в дураках оставить. Он не собирался умирать. Вляпался (его выражение) в оккультное братство — шикарно, забавно…

— Ага, со смеху подохнешь!

— Но там существует одно условие: члены общества должны быть повязаны кровью.

— Кровавая расписка, что ль? Мы в детстве в разбойников играли.

— Надо убить своего врага.

— В каком смысле?

— Ну, может, мысленно, духовно… Он воспринял как средневековую условность, шутку.

— Однако трое мертвых, — пробормотал я, и вновь тот холодок прошел — змейкой по позвоночнику.

— Но какая же связь?

— Не знаю.

В наступившей паузе, казалось, мы подошли к тайне за пределами наших земных возможностей. Я сказал:

— Символическая-то связь налицо, ее сам Паоло подчеркнул. Эти тайные структуры испокон веков функционируют как евангельские перевертыши: Святая Троица — «Тринити триумф», возлюби врага — убей, Литургия — черная месса, Крещение — яд «погребенных»…

— Да Всеволод и не воспринимал про врага буквально!

— Но завещание на всякий случай составил… Нет, воспринимал! — воскликнул я. — Помнишь Дом Ангела? Он был потрясен: «Вот так встреча в вечном городе! Кто тебя сюда послал?» Я говорю, деньжат, мол, удалось подзаработать, построил дом. А он сказал с усмешкой и как-то странно, невпопад: «Неужели ты мой враг?» И я пережил — тоже невпопад — секунду ненависти. Вдруг — мы стали врагами.

— «Вдруг» такого не случается. Вы были соперниками во всем, и в творчестве, и в жизни. Ты беден…

— Это соперничество он давно изжил — компенсировал, так сказать, капиталами.

— Не изжил. Зачем он донес про тебя и художницу и мы расстались?

— И все-таки не он пытался меня отравить, а я его!

— Защитная реакция — заразился.

— Мне, конечно, хотелось бы свою вину свалить на покойного… — Я усмехнулся. — Впрочем, какая-то доля истины в твоих словах есть. Инициация в оккультной традиции имеет своим элементом шок, когда потрясенный человек меняется кардинально, как бы переживает второе, «мистическое» рождение. Я это очень сильно в Петре почувствовал, и в поэме есть намек: «Вы причастились ядом знанья — и пережили жизнь и смерть, ваш враг умрет…»

— Ой, какой забубенный романтизм!

— Что ж, Севка был графоманом, но в байронических ветхих одеждах чувства-то искренние. Представь! В белом палаццо ночью на пиру некто заявляет: вы выпили бокалы с ядом и сейчас умрете.

— Да кто ж поверит!

— Зависит от силы внушения. Паоло обладает ею, Марья Павловна почувствовала и недаром прозвала его граф Калиостро. Итак — шок. Потом разрядка: не вы умрете, а ваш враг.

— Да! Всеволод сказал, давая нам завещание подписать: «Уж если мне суждено иметь врага, он от меня ничего не получит!»

— Поздно спохватился. Паоло их уже закодировал.

— Их?

— Судя по всему, ко мне по наследству перешел Петр. Думая, что держит меня в руках (почти буквально — на берегу пруда показалось — сейчас задушит), он слишком раскрылся. А структура секретнейшая, раз все бумаги уничтожены, даже вариант несчастной поэмы… — Я замолчал. — Нас было пятеро друзей, — выговорилось с трудом, ком в горле, — юных друзей «Аполлона». Понимаешь, радость моя… — Я сбился, нечаянно обратившись к ней по-прежнему, когда мы любили друг друга.

— Почему ты замолчал?.. Родя, что с тобой?

— Я плачу.

Она дотронулась пальцами до моих глаз, мне не было стыдно. Как я жил без нее?.. Наконец выговорил:

— Вот с той ненависти все и началось, магический импульс передался мне, я искал смерти… Наша несчастная бабка… «Погребенные» — пародия на причастие не виноградом и хлебом, а смертью.

— Паоло подарил мне фотографию, они такие живые и страшные. А теперь совсем другие. Я включила свет, но не успела рассмотреть, спустилась к тебе…

— Да, мы сегодня затронули, разрушили центральный символ.

— Скажи, может, он всерьез все оставил Церкви?

— Может быть.

— А мы-то с Женечкой ничего не поняли!

— И он не успел поговорить со мной!