Инна Булгакова - Крепость Ангела

— Горничная подсказала: сложные взаимоотношения между любовниками.

— Как же меня не вызвали?

— А кто знал, что ты в Москве? — Евгений на секунду поднял голову, взглянул — какая мука в глазах! — Я сказал, что муж с мая отсутствует, уехал на заработки.

— Я вернулся в тот день, шестого сентября.

— Кто ж знал…

Наступившую паузу нарушил доктор:

— Каков состав яда?

— Какой-то сложный, в основе — болиголов.

— Ага! Болиголов пятнистый, произрастает в поймах рек. Весьма ядовит. Откуда у Всеволода Юрьевича взялся такой редкий яд?

Евгений пожал плечами:

— Он же химик по образованию, когда-то в НИИ работал. В общем, дело закрыли, покойников выдали, сегодня я получил урны из крематория.

Наступила выпивальная пауза, мужчины приняли по полной; художница потягивала из глиняной кружки брусничный морс, курила, глядя в высокое окно с вековой липой, еще пышной. Заговорил управляющий Степа — толстый здоровяк, кровь с молоком — «с коньяком», уточнил бы я, зная его пристрастие (правда, сегодня он пил водку):

— Завещания нет. Вступай, Родя, в дело. Впрочем, дело терпит, можешь отдохнуть пока.

— Отдохнуть?

— Оправиться от удара. Нам всем не помешает… Деньги у тебя есть?

— Одолжить?

— Шутник! У тебя масса возможностей, — заторопился Степа с мелькнувшей улыбкой змия-искусителя. — Поезжай по святым местам… Ты же хотел, помнишь, Родя?

— По святым местам? — Я усмехнулся. — Это было бы славно. В путешествие я, возможно, отправлюсь…

— Давай паспорт. Максимум через неделю…

— Не по святым местам, дальше. А пока здесь посижу. — У меня внезапно вырвалось: — И вообще не уверен, что приму это наследство.

— Вы серьезно? — неожиданно подала голос художница; впервые я вызвал у нее проблеск чувства — любопытство… И вдруг нечаянно поймал тяжелый взгляд Евгения.

— Родька, не пижонь!

— Да так, Жень, тоска.

— Переживешь! — сказал сурово мой робкий и мягкий друг. — Душно. — Расстегнул верхние пуговицы рубашки, блеснул эмалевый крестик на безволосой груди. — В чью пользу ты отказываешься от капитала?

— Ты что, с ума сошел? — даже испугался управляющий. — Он не отказывается, скажи, Родь!

Я поморщился:

— Не будем делить шкуру… — запнулся, а Петр подхватил:

— Убитого медведя.

— Кем убитого, Петя?

— Пардон, неуместная поговорка, — отчеканил рекламщик, кажется, уже пьяненький. — Все-таки интересно, почему в предсмертной записке не указан мотив.

Доктор выпил и предположил:

— Расстроился, что Марьюшка не ему оставила родовое гнездо?

— Он сотню таких гнезд мог заиметь! — отмахнулся Петр.

— Не таких — чужих. Она была одержима своим родословным древом. Может, и он? Оскорбленный в лучших дворянских чувствах…

— И Наташа? Или он ее отравил?

Все поглядели на меня, Евгений вмешался сердобольно:

— Не стоит сейчас затрагивать эту тему, Роде тяжело. — Из задрожавшей руки его выпал со стуком стакан, пролился в пыли плит.

Роде тяжело — это факт; но эти дурачки даже представить себе не могут, как тяжело!

— Кажется, я перебрал, в глазах темнеет, — пробормотал Евгений и удалился. А я все медлил, хотя многозначительная его фраза — «нам надо с тобой поговорить» — застряла занозой и ныла.

Наконец вышел на крыльцо, закурил. Уже совсем стемнело, черные тучи, чреватые дождичком, колобродили в поднебесье. Я позвал:

— Жень!

Дверь протяжно всхлипнула; доктор и художница. Она тоже с сигаретой, вполголоса:

— Ваши друзья останутся ночевать? Тогда надо приготовить постели.

— Нет, я их выпровожу… хотя Евгений, может, заночует.

Старик — проникновенно:

— Родион Петрович, держитесь!.. Болиголов — очень интересно, очень… — И канул в ночь со своим велосипедом.

Мы с ней постояли молча, жадно затягиваясь, я почему-то спросил:

— Где ключ от склепа?

— В шкафчике на кухне. Вы сейчас собираетесь навестить прах?

От этих странных слов меня на миг настигла дрожь… не страха… нечто сильнее страха.

— Думаете, я сумасшедший? — Она молчала. — Вы меня боитесь?

— Да ну! — Она швырнула окурок, схватила меня за руки и резко встряхнула. — Как сказал доктор, держитесь.

Эта девушка смела и бесстрастна и сумела — тоже на миг — меня взволновать.

— Ну что, орлы? — сказал я, входя с ней в «трапезную». — В силах до столицы долететь?

— Родя, не боись. — Степа поднялся, за ним Петр, пошатываясь. — На нервах долетим, не привыкать. Где Женька?

— Где-то прохлаждается. Не ждите, мне с ним поговорить надо.