Дарья Кожевникова - Охота на лесную нимфу

Успев покончить со снегом до приезда гостей, Женька вернулась домой, где не так давно предавалась мечтам. Но с наступлением вечера мысли ее потекли уже по иному руслу, и она принялась собирать себе сумку в ночную дорогу. Она не была на вырубке всего одну ночь, но ей было жаль и этого упущенного времени, и тревога охватывала ее каждый раз, как только она пыталась представить себе произошедшие там за это время разрушительные изменения. Опустошение все ближе подступало к той черте, за которой начинались не просто деревья, а Женькины друзья.

Подстегиваемая все нарастающей тревогой, Женька собралась гораздо раньше, чем было нужно. Осознав, что с выходом придется подождать, она отнесла сумку в прихожую, а сама вернулась в комнату. Теперь она не знала, чем себя занять, а это было хуже всего, потому что в подобной бездеятельности еще больше усиливалось волнение, борьба с которым и без того была безуспешной. О чем бы она сейчас ни думала — о том ли, что ей предстоит в лесу, или о том, что было совсем недавно в этой самой комнате, — сердце билось одинаково быстро, и она физически ощущала, как истощает ее это нервное напряжение, то тревожное, то радостное. А между тем силы ей были просто необходимы. Много сил и ясная голова. Сделав круг по комнате, Женька остановилась перед своей новой аппаратурой. Ее вид ассоциировался у Женьки с образом уехавшего Влада, и в первую очередь именно потому эти предметы были дороги ей. И лишь гораздо позже, чувствуя, что еще немного — и она вся изведется от обилия выпавших на ее долю потрясений, Женька догадалась включить телевизор. Комната наполнилась мягким светом и звуками, словно кадры из чужой жизни пришли в гости в одинокий Женькин дом. Это было давно забытое ощущение, ведь телевизора, даже черно-белого, у нее не было уже больше трех лет. Теперь она попыталась сосредоточиться на том, что видела на плоском и широком цветном экране. Но почти сразу отвела от него глаза, с какой-то затаенной радостью подумав, что и ее жизнь в последнее время стоит того, чтобы о ней можно было рассказать, если бы было кому. Ведь в ее жизни теперь было то, чего ей так недоставало долгие одинокие годы, — любовь. Теперь Женька твердо могла сказать, что она влюблена, влюблена почти до безумия.

«Ты только слишком-то не входи во вкус, — тут же мысленно одернула она себя. — И не забывай, что если любовь у тебя и есть, то только твоя собственная. А Влад… Сколько еще раз он приедет к тебе, прежде чем ты ему наскучишь? Один раз? Пять? Десять? Как бы то ни было, а в любом случае это ненадолго. Хотя бы потому, что близится весна, а это значит, что его жена-красавица скоро вернется из теплых краев. И что бы он там о ней ни говорил, а уж тогда у него с тобой точно все будет кончено. Останутся лишь воспоминания, которые ты будешь перебирать год за годом, словно сокровища… Да, но пока-то у меня все есть и в реальной жизни! — подумала она, счастливо рассмеявшись от этой мысли, так что лежащий перед диваном Туман вскинул на нее удивленный взгляд. — Хотя бы еще один день мне точно гарантирован, потому что Влад сам обещал мне его, уезжая сегодня».

Все еще пребывая в таком настроении, Женька дождалась наконец нужного часа и, выгуляв перед уходом собак, отправилась со своей сумкой к воротам. От особняка, как обычно, доносился шум веселящихся гостей, но это не помешало Женьке различить отдаленные звуки из-за холма. Достаточно резкие для того, чтобы перекрывать большое расстояние, они, помимо этого, воспринимались ею слишком болезненно, и она не могла их не замечать, даже если бы хотела этого. Вся Женькина радость, которую она еще испытывала, выходя из дома, исчезла при мысли о лесе, как сорванная ветром осенняя паутина. Женька перешла дорогу и стала спускаться к озеру, не сводя глаз с далекого зарева за холмами. Пока лесорубы еще работали, но, успев хорошо изучить их график, она знала, что скоро зарево померкнет, сменившись более скупым ночным освещением, а к тому времени, как она доберется до вырубки, уставшие мужики будут уже крепко спать в своем вагончике. Все, за исключением сторожа.

Женька вышла к озеру, и морозное дыхание, всегда сохранявшееся над ледяной поверхностью, донесло до нее от холмов тонкий аромат горящих еловых дров — мужики топили перед сном в своем вагончике печку. Аромат был восхитительным, он очень нравился Женьке. Летом, уходя после уборки парка в лес, подальше от пробуждающихся, многочисленных в это время года постояльцев, она нередко разводила костер, собирая еловый валежник не в последнюю очередь для того, чтобы ощутить этот тонкий, ни с чем не сравнимый запах. Но сейчас сознание того, что в огне сгорают безжалостно уничтоженные деревья, отравляло в Женькином восприятии этот аромат порцией горького яда. Сдерживая дыхание, она отвернулась от озера и стала подниматься на холм.