Дарья Кожевникова - Охота на лесную нимфу

— Ну так пойдем тогда. — Он обнял ее одной рукой за плечи. — Выгуляешь своих собак, а заодно и меня вместе с ними, потому что мне совсем не повредит легкое проветривание.

— Не ездил бы ты в таком виде, — направляясь вместе с ним к воротам, проговорила Женька.

— Жень, давай ты мне не будешь давать подобных указаний, договорились? — как можно мягче сказал он в ответ.

— Я не указываю, я просто за тебя боюсь, — призналась она.

— Не стоит. — Его рука ласково скользнула по ее плечу. — Езжу я достаточно хорошо для того, чтобы не натворить бед, — наоборот, пьяным становлюсь гораздо осмотрительнее, делая скидку на свое состояние. Ну а на все остальные случаи жизни я с известных тебе пор вожу с собой пистолет.

— Им еще надо суметь воспользоваться, — заметила Женька.

— Вот на этот счет точно можешь не беспокоиться, стреляю я отлично.

— Ты служил вместе с Корнеем, — вспомнила Женька. — Значит, тоже в спецназе?

— Я служил в ВДВ, но судьба свела нас с Корнеем, и нам пришлось довольно долгое время находиться бок о бок с ним и с его людьми.

— Я в свое время была довольно сильно удивлена тем, что ты не откосил от армии, — призналась Женька. — Ведь многие ухитряются сделать это даже с меньшим достатком, чем у тебя и твоего отца.

— Отец и собирался освободить меня от этой почетной обязанности, — криво усмехнулся Влад. — Но я поверг его в состояние шока, категорически заявив, что пойду служить. Я тогда действительно этого хотел, полный всяческих бредовых идей и романтических фантазий.

— И что же? — спросила Женька, поскольку он замолчал.

— В армии меня излечили от всего этого за каких-то несколько месяцев, — жестко ответил Влад. — Более того, с тех пор я на дух не выношу таких дураков, каким я тогда был. Романтика, проба сил, служение Родине — это все чушь собачья. На деле же есть только те, кто посылает — их, разумеется, меньшинство, — и те, кого посылают. И самое страшное заключается в том, что статистика у этих двух категорий одинакова лишь с математической точки зрения, потому что одни лишь ведут подсчет потерям, а другие теряют, реально теряют людей. Я уж не говорю о том, что условия, в которых мы жили, были способны ввергнуть в шок любого уважающего себя человека — тогда это казалось сущим пустяком. За весь тот год я так и не позвонил отцу с просьбой вызволить меня из того бредового кошмара, в который я попал, единственно потому, что никогда бы не простил себе, если бы уехал, бросив остальных ребят. Я и до сих пор не теряю с ними связи, с теми, кто еще окончательно не спился и не плюнул сам на себя. Последним я уже не в силах ничем помочь, хотя и могу их понять.

— А… что хоть там было? — осторожно спросила Женька, поскольку Влад снова замолчал.

— Ничего, Жень, — мотнул он головой. — Я предпочитаю никогда и никому этого не рассказывать. Я и так сегодня что-то с тобой разговорился, котоежик.

Женька решила не настаивать. Отстегнув поводок, она отпустила Тумана и в полной тишине, сказочной тишине зимнего леса, начала подниматься вместе с Владом на ближайший, самый маленький холм. Ей сегодня как никогда был дорог каждый шаг привычного пути. Это было так просто и вместе с тем так прекрасно — идти рядом с человеком, с тем единственным, к которому она была глубоко неравнодушна! Когда они достигли вершины, из-за противоположного холма успела подняться луна, и освещенный ею снег заиграл крошечными призрачными огоньками. Женька остановилась, глядя на озеро и холмы в лунном свете — на красоту, которой в последнее время за своими заботами почти не замечала и которая сейчас, в данной обстановке, воспринималась гораздо острее обычного. Влад вначале тоже посмотрел на озеро, но потом переключил свое внимание на Женьку.

— Смотри не заплачь от восторга, а то слезы на морозе застынут, — сказал он. — Господи, неужели ты вот этим всем и живешь? Изо дня в день, столько лет подряд?

— Как ты недавно сказал, каждому свое, — ответила Женька. — А я, наверное, в этой красоте вижу просто немного больше, чем все остальные. На этих холмах я слушаю песни ветра и музыку дождя, я дышу здесь не воздухом, а свободой. Летом я не плаваю в озере, я в нем парю — ты ведь должен знать, насколько прозрачна здесь вода. И в то же время ночами я тону в звездном небе. У меня есть целый мир, вся вселенная. Она — часть меня, и я — часть ее. Разве можно мечтать о большем?

— Фантазерка, — улыбнулся он. — Чего только не навыдумывала, живя в своей изоляции!

— А навыдумывала ли? — серьезно спросила Женька. — Или, может, просто постигла то, чего вы, люди общества, уже не замечаете за завесой повседневной суеты? Вот ты, например, можешь назвать мне самый сильный из всех звуков?