Вольфганг Бергман, глава Института детской психологии в Ганновере, описывает Элизабет как «подлинную героиню», человека, который спас себя и своих детей благодаря глубоко укорененным материнским инстинктам. «Она выжила ради своего потомства. Лучшая иллюстрация крайнего проявления материнской любви. То, что пришлось вынести этой женщине, — невероятно… Она вырастила детей одна в этом мире, вскормила и воспитала их. В конце концов она даже смогла вызволить их из этого ада».
Ничем не заполненное время стало еще одной проблемой для заключенных. Запах грязных подгузников, гниющей еды, туалета и вообще затхлый воздух в иные дни становились фактически нестерпимы. Фритцль купил большие пластиковые мешки и приказал Элизабет «быть лучше организованной», чтобы они всегда были надежно завязаны. То, что он не мог сжечь, он вытаскивал ночью, чтобы избежать подозрений соседей.
После Керстин, в 1990 году, родился Штефан, а вслед за ним — Лиза. Именно после рождения Лизы Фритцль расширил камеру за счет еще двух помещений. К тому времени, когда полиция открыла дверь в последнюю из тайных комнат, выяснилось, что в доме на Иббштрассе шестьдесят шесть комнат, включая тайные подземелья. Фритцль трудился не покладая рук, как троглодит-золотоискатель из сказки. Он прорубал вход в соседний подвал — в развалины когда-то находившегося там дома, которые мог использовать, чтобы расширить свое подземное царство. Элизабет была вынуждена стать добровольной помощницей в деле обновления своего подземелья; она продлевала собственные муки, помогая своему тюремщику.
После обновления Фритцль явился с новостью, что решил воспитывать Лизу вместе с женой. Он ожидал бунта и был готов прибить Элизабет, если она хотя бы возвысит на него голос. «У тебя будет больше места», — сказал он. Но Элизабет больше не могла сопротивляться. Хотя это и шло вразрез с ее материнским инстинктом, отдавая дочку, она тем самым предоставляла ей право на нормальную жизнь, которую сама вела когда-то. Она любила общество своих детей и презирала жизнь, которую они были осуждены вести в камере. Конечно, она будет скучать по Лизе, но любая мать нашла бы утешение в том, что ее девочка пойдет в школу, получит образование, влюбится, то есть получит те основы нормального существования, в котором было отказано ей и другим детям.
Девочку у нее забрали. 19 мая 1993 года, в возрасте девяти месяцев, Лиза Фритцль впервые почувствовала солнечное тепло на своем лице, после того как мать «подкинула» ее к порогу собственного дома. Ребенок нуждался в срочном медицинском уходе, включая операцию на сердце. Розмари проводила все время с внучкой, ждала возле ее крошечной кроватки и следила за тем, как капли из капельницы сочатся в ее хрупкую ручку, следила — и молилась, чтобы Лиза выжила. И она выжила.
Такой же «побег» был устроен и для дочери Моники, родившейся в 1994-м. Элизабет была в отчаянии, что отец передает детей их бабушке, что они растут и радуются жизни, которую и представить бы себе не могли, останься они с матерью в ее подземном мире.
В 1996 году родились близнецы Александр и Михаэль. Михаэль умер через три дня, возможно из-за респираторной недостаточности. Штефан и Керстин, брошенные на произвол судьбы, с беспредельной печалью смотрели, как умирает их брат. Затем они наблюдали, как Фритцль выволакивает тело сына в мусорном мешке, как будто это и вправду был мусор. Позже он сказал полиции, что сжег тело Михаэля в домашнем мусоросжигателе.
То, что случилось с крошкой Михаэлем, вполне может решить, получит ли Фритцль смертный приговор или пожизненное заключение. Все время, пока писалась эта книга, расследователи корпели над австрийским законодательным кодексом, чтобы определить, нет ли в нем вопиющего равнодушия к судьбе ребенка, лишенного медицинской помощи. Заявления должны были поступить от Элизабет, Штефана и Керстин — непосредственных свидетелей рождения и смерти Михаэля. Элизабет рассказала, каким образом, ослабев после двойных родов, которым помогали только семилетняя Керстин и шестилетний Штефан, она старалась, чтобы ее близнецы выжили. Отец оставил ее тогда одну на три дня. К тому времени когда Фритцль вернулся, Михаэль уже умер.
Дознаватели допросили также господина Дубановски, который, хоть и не был непосредственным свидетелем смерти Михаэля, уверяет, что однажды почувствовал омерзительный запах. «Помню как-то раз, когда я вернулся после работы, по всему дому стояла эта вонь. Такого смрада я никогда прежде не чувствовал. Запах исчез только через пару дней. Каждый знает, что странные запахи могут возникнуть, когда бросаешь в духовку то, что не предназначено для еды. Вот и друзья, которые приходили ко мне, отпускали шуточки насчет того, что Фритцль отапливает дом не дровами, а дохлыми собаками. Теперь я убежден, что запах происходил от того, что он сжег тело мальчика. Я рассказал это в полиции; данные совпадают. Несчастное дитя кремировали, даже не прочитав над ним молитвы. Фритцль — настоящий дьявол».
Читать дальше