Ирина Левит - Занавес, господа!

Георгий Александрович прекрасно понимал, что все его знания и умения ограничиваются книгами, но все это имело ценность, пока был жив отец. Он также понимал, что единственной целью его существования было глубинное познание человеческих мыслей и судеб, запечатленных и сохраненных в книгах. Но это познание, которым он отнюдь не стремился делиться с окружающими, предназначая исключительно для себя самого, было лишено практического смысла, а его новая жизнь оказалась очень практичной. Все сорок лет он только и делал, что впитывал в себя энергию книг, и теперь настал час, когда пришлось заботиться об обычном пропитании. Он не был готов к этому.

Лето заканчивалось, заканчивалась пора естественного отпускного бездействия, и Георгий Александрович впал в тоску и отчаяние.

…Эти двое появились в последнюю неделю августа, когда Георгий Александрович начал думать, что детям отнюдь не всегда надо переживать своих родителей.

Одного он вспомнил сразу: хорошая зрительная память тут же выделила худощавое остроносое лицо студента-дипломника, который ходил к отцу шесть лет назад. По мнению отца, парень был толковым, но имел два недостатка: отсутствие московской прописки, разрешающей остаться в кругу столичной науки, и нормального количества денег, позволяющего не заниматься постоянными приработками на стороне. Другого визитера — мужчину лет тридцати — Георгий Александрович никогда не видел, однако сразу понял, что именно он главный в этом тандеме.

Их появление удивило, а сделанное ими предложение ввергло в изумление. Эти двое предложили Георгию Александровичу стать президентом компании со странным названием "Консиб". "Континентальная Сибирь", — пояснили ему, назвав город, где должен был обосноваться штаб компании.

Конечно, Георгий Александрович знал, вернее, — слышал, что такое бизнес, но даже предположить не мог, какое он может иметь к этому отношение.

"Вы просто будете считаться президентом. И ничего более, — сказал тот, кто явно был за главного. — Вам не надо будет ни в чем разбираться и ничего делать. И разбираться, и делать будут другие. Вы же станете жить в полном довольствии, читать свои книги и лишь время от времени появляться в офисе. Конечно, вам придется подписывать различные бумаги, но тут можете совершенно не волноваться. У вас будет надежный помощник, который оградит вас от всех проблем, от ненужных контактов и прочего, что может хоть как-то осложнить вашу жизнь. Иными словами, мы предлагаем вам спокойную богатую жизнь, выдвигая лишь два условия, — вам предстоит уехать из Москвы и в дальнейшем всецело полагаться на рекомендации, которые вам будет давать ваш помощник. То есть я, Сергей Борисович Пилястров".

Георгий Александрович думал два дня, а на третий согласился, решив, что ему нечего терять, кроме как приобретать. И в этом он не ошибся. Пилястров сделал все, как и обещал. Он устроил ему богатую, не обремененную проблемами жизнь.

Первые годы Георгий Александрович обитал в большой квартире, очень похожей на ту, в которой провел четыре десятка лет, обставленной привезенной из Москвы мебелью и, разумеется, стеллажами с книгами. Был ли это намеренный выбор Пилястрова, Георгий Александрович не задумывался — его вполне устраивало, что он чувствовал себя в новом доме так, будто никогда не покидал старый. Заботы о быте его не волновали — этих забот попросту не существовало. Они решались сами собой.

Время от времени Пилястров привозил Георгия Александровича в офис, где тот сидел в большом полутемном кабинете и читал книги. Эти выезды ему не очень нравились, но он не противился, сознавая, сколь мизерна эта плата за уединенную благополучную жизнь.

Он не знал и не пытался узнать, что делает возглавляемая им компания. В бумагах, которые давали ему на подпись, он не понимал ровным счетом ничего, да он их и не читал. Ему вполне хватало чтения книг. Ни телевизора, ни радио он в своем доме не держал, хотя несколько раз в его кабинет заводили людей с телекамерами, но буквально на пару минут. Те пытались что-то быстро отснять под бдительным присмотром Пилястрова, который не подпускал телевизионщиков ближе чем на три метра и не позволял задавать вопросы.

Несколько раз — и это тоже были считанные разы — Пилястров приводил в его кабинет каких-то людей. Они садились на противоположном конце длинного стола и что-то говорили. Это были короткие монологи, изначально не предполагавшие диалога. Правила игры Георгию Александровичу были ясны, он смотрел в лица людей, но почти их не видел. Ему это просто было не нужно и не позволительно.