Ирина Левит - Занавес, господа!

— Да про меня-то, наверное, было совсем неинтересно, — вдруг перебил Наташу Совков, поймав себя на мысли, что вопрос его дурацкий, и задал он его с одной единственной целью — отодвинуть куда-нибудь в сторону, по возможности развеять во времени слова, которые говорила о нем Вероника. Он уже предугадывал их суть и не хотел убеждаться в правильности своих догадок. Но Наташа его неловкого порыва не поняла, заявив с истинно юношеским азартом:

— Конечно, если бы я сама в той съемке с вами не участвовала, мне было бы по барабану. Но и Вероника, с какой стати тогда мне про вас бы рассказывала? А тут компания была большая, мы друг на друга посмотрели, Вероника и вспомнила, что мы как раз познакомились, когда вас снимали в приемной. Вы ей, кстати, понравились. Она сказала: "Славный мужик, сразу видно, жаль, что таким как раз головы и дурят". Вы ведь Кохановского сколько ждали? Несколько часов? Вот, вот, Вероника говорила, что Сергей Борисович аж весь извелся. А все, оказывается, почему? Потому что Кохановский ждал, когда мы с камерой приедем. Ему, оказывается, нужно было, чтобы вы весь из себя счастливый после встречи в приемную вывалились, а там мы бы поджидали. Ну и, понятное дело, по горячим следам все ваши радости и отсняли. И, правда, здорово получилось, мы потом монтировали — это были самые классные кадры.

— Я не могу осуждать Георгия Александровича, в конце концов, он имел право, чтобы его благородные намерения… — Олег Валерьянович осекся, словно со стороны услышав свой голос и ощутив всю ничтожность этого жалкого лепета.

Наташа понимающе вздохнула. Она была девушкой доброй, но слишком молодой, чтобы сознавать глубинный смысл старого изречения "Ложь во спасение", а потому сказала с решимостью человека, считающего правдивую ясность великой добродетелью:

— Никаких благородных намерений у него и в помине не было! — отрезала она. — Этот затворник, эта голова профессора Доуэля с самого начала придумала использовать вас в рекламных целях. Вот так. Потому он и соизволил вас принять, чтобы вы от восторга захлебывались прямо в камеру!

"А Сергей Борисович, такой доброжелательный, предусмотрительный, располагающий, он что — всего лишь фантазия? А его объяснения по поводу путча, ГКЧП и непонятных перспектив — это тоже всего лишь придумка?" — хотел было воскликнуть Олег Валерьянович, но промолчал. Зато не промолчала Наташа. Она словно снежинки подхватила невысказанные вопросы Совкова и произнесла с легкой усмешкой, в которой сожаление естественно перемешалось с иронией:

— Бедолага Пилястров. Он, конечно, в этой истории оказался круглым дураком. Но, в конце концов, он помощник Кохановского. Тот его подставил, но нечего было подставляться.

… Всю ночь Олег Валерьянович не спал. Думал, вспоминал, сопоставлял. А утром все для себя решил. И от этого решения ему стало легко и… страшно. Но это был не тот страх, который он знавал все прошедшие годы. Это был не страх маленького человечка, зажатого большими обстоятельствами, — это был страх человека, сознающего, что никому другому, а только ему принадлежит выбор. И от осознания этого душа Олега Валерьяновича наполнилась удивительной легкостью.

Если бы Георгия Александровича Кохановского спросили, что способно убить его в одночасье, он бы ответил: потеря библиотеки.

Это была удивительная библиотека — пожалуй, одна из самых богатых и значительных среди всех личных библиотек. Собирать ее начал еще прапрадед Георгия Александровича, профессор филологии Московского университета, а уж потомки его (тоже профессора филологии и тоже Московского университета) не только сумели сохранить коллекцию, но и преумножили ее с истинно профессиональным знанием дела и наследственной любовью к книгам.

По нынешним временам библиотека оценивалась очень серьезными суммами, но президент компании "Консиб" совершенно не мог понять, какое отношение к книгам имеют деньги. Книги для него были бесценны.

Возможно, Георгий Александрович несколько по-иному смотрел бы на финансовую роль книг, если бы знал, что такое бедность или, по крайней мере, понятная многим его сверстникам забота "дотянуть до зарплаты". Но он ничего такого не знал — внук и сын состоятельных по советским меркам профессоров, выросший в большой квартире в центре Москвы, понятия не имел, что значит считать каждый рубль.

По большому счету он вообще редко держал деньги в руках. В этом просто не было необходимости. В последние годы, когда Георгий Александрович возглавлял компанию "Консиб", он имел все, что нужно, но денег не платил, ибо платили их другие. А до того, в прежней жизни, тоже всегда были люди, которые избавляли его от необходимости шариться в кошельке, и этими людьми были его родные.