Варвара Клюева - За рамками статистики

Маша ехала по больничному коридору и кусала губу, пытаясь удержать рвущийся из нутра смешок. Смешок рос, толкался в диафрагму, дрожал в горле, пузырился в носу. Мегера при капельнице, следившая, чтобы игла не выскочила вены, озабоченно косилась на лицо пациентки, что только усугубляло дело. Маша держалась из последних сил. Смех – под капельницей, на больничной каталке, наутро после зловещих событий, едва не закончившихся трагедией – верный шанс угодить в психиатрическое отделение.

Но когда каталку втиснули в кабинетик, и девушка в полицейской форме, сидевшая у стола, оторвала взгляд от мобильника и опасливо покосилась на выпирающий из-под простыни живот свидетельницы, Машу прорвало. Неуместный смешок, разросшийся к тому времени до неприличного хохота, триумфально вырвался на свободу. Брови полисвумен дрогнули, потом в глазах, метнувшихся к Машиному лицу, зажёгся огонёк понимания, и мгновение спустя сольный хохот превратился в дуэт.

Разделённый смех – хорошая основа для зарождения дружбы. Особенно, если комизм ситуации, понятный двоим, непонятен окружающим. Медсёстры, доставившие каталку и капельницу в кабинетик, остались вне поля Машиного зрения, но, судя по приступу, согнувшему её визави, женщине на седьмом месяце беременности видеть их лица было противопоказано.

Через пару минут после того, как дверь за шокированными медработницами закрылась, хохот, стенания и всхлипы в кабинете наконец начали затухать, полисвумен отёрла слёзы и выдавила через силу:

– Галя… По форме потом представлюсь, ладно? Не то опять хохотунчик скрутит. Тебя как домашние зовут? Машей, Маней, Марусей?

Маша, живо представившая, как отреагирует смешливая Галя на кличку "Манюник", только и смогла помотать головой.

– Если я признаюсь, как называют меня домашние, твой хохотунчик тебя вообще прикончит, – объяснила она, когда к ней вернулась речь. – Зови Машей.

– Ладушки, – легко согласилась Галина и резко посерьёзнела. – Расскажи мне, Маш, что тут у вас ночью стряслось.

Ночью Машу мучила бессонница. Июль, шесть беременных баб в палате, закупоренные окна (шпингалеты из гнёзд вынуты, чтобы и мысли открыть ни у кого не возникло), жара… В такой душегубке и олимпийское спокойствие заснуть не поможет, а у Маши стресс. Шесть месяцев беременность катилась как по маслу, а три дня назад вдруг – бац! Врач из женской консультации, глянув на её анализы, тут же вызвала "скорую". А в ответ на робкий Машин протест разоралась, как фашистка: "Не поедешь в больницу, я тебя в тюрьму упеку, мать-отравительница! С такими почками не ребёнка носить, а на диализ садиться!" Какое уж тут спокойствие – после таких заявлений…

Две ночи Маша страдала, засыпая только к утру, а на третью вдруг вспомнила, что видела шпингалет на окне в туалете. Пилка для ногтей – не лучший инструмент для выковыривания замазанных краской шурупов, но женщина в озверелом состоянии способна на всё. Через полчаса лёгкий ветерок охладил влажные от пота простыню и подушку, и измученная Маша наконец-то уснула.

Снилось ей что-то тревожное – в духе саспенз. Малыш, получивший от мамочкиного кошмара свою дозу адреналина, разбудил её сердитым пинком. Открыв глаза, Маша не сразу поняла, где находится и что видит. Нечто тёмное, застывшее, нависло над чем-то светлым, трепыхающимся, издающим еле различимые придушенные звуки… Придушенные?! Машу будто подбросило.

– Что здесь проис…

Удар в лицо оборвал её попытку закричать. Ей показалось, что в физиономию с размаху врезался мешок с цементом. (Позже Маша не могла поверить, что это была всего лишь больничная подушка, хотя подушки в здешней больнице, надо признать, монументальные). От удара она упала назад, приложилась затылком к стене, точнее – к ребру на границе стены и оконного проёма, потеряла сознание. Очнулась, когда в палате уже горел свет, а тётку с соседней койки перекладывали на каталку.

– Это было светопреставление. Врач одной рукой держит тётке голову, другой – шланг от кислородной подушки и шипит на медсестру: "Живее, корова!" Медсестра пыхтит, что ей тяжело, соседки по палате мнутся рядом, предлагают помощь, обе медички орут: "Куда вы с пузами лезете!" В общем, натуральный бедлам…

– Да уж, представляю, – сочувственно поддакнула Галя. – Как твоя голова? Сильно ударилась?

– Сотрясение мозга, но вроде неопасное. Жить буду. Вообще, как ни странно, эта дикая история обошлась без роковых последствий. Веру – это та, которую чуть не задушили, – вытащили, сделали ей кесарево, ребёнок жив. Семимесячный, но на этом сроке рожает каждая двадцатая. И остальные мои товарки более или менее в порядке, по крайней мере, никто не скинул. Словом, всё неплохо закончилось.