Виктор Пронин - Ночь без любви. Повести

— Да? Наверно, ты прав… Что же получается… Главную ошибку я совершил после наезда…

— Вы спрашивали, какой неожиданный вопрос может задать следователь, судья… Вот вам этот вопрос: как понимать ваши действия, гражданин хороший, когда вы, сбив человека на большой скорости, бросили пострадавшего и скрылись? Анатолий Васильевич… Наезд я беру на себя. Это может случиться с каждым. Но бегство…

— Знаешь, что больше всего меня убивает… Пока сидеть буду, Танька замуж выскочит! От одной этой мысли… — Анатолий обхватил лицо ладонями и покачался из стороны в сторону. — Костер, все время костер под ногами… Она меня не любит, не любит, Костя, она меня не любит…

— Зачем же она ко мне пришла, уговаривала?

— А! Хотела поступить красиво! Вину свою чувствовала. И еще… Я ведь кое-что и для нее сделал.

— Расплатиться хотела?

— Расплатиться? Может быть… Хотя нет, не думаю… Незачем ей это. Да и мне не нужно, чтоб со мной расплачивались.

— Может быть, она не чувствовала себя свободной, пока не расплатится? — спросил Костя.

— Разве я что-нибудь от нее требовал? — резко спросил Анатолий. — Разве я заставлял ее вести себя как-то… Я только предлагал. Или ты себя имеешь в виду? Это тебя, что ли, на свободу потянуло?

— На свободу меня всегда тянет… За услуги я тоже плачу исправно… Но упрекать меня за это не надо. Я хочу сказать, Анатолий Васильевич…

— Скажи, будь добр!

— Скажу, не перебивайте. Вы говорили, что мы… все трое… жили в каком-то согласии… чуть ли не в дружбе… И все у нас было хорошо… И только сегодняшний наезд разрушил наши отношения или…

— Он их не разрушил! Он их ужесточил!

— У нас и раньше не все было гладко… Может быть, это дешево звучит… Но с тех пор, как вы спасли меня, я уже не мог вести себя, как мне хотелось… И Таня, наверно, тоже… Да, благодаря вам я остался на свободе, но у меня нет возможности как-то отблагодарить… Разве что преданностью. А это уже не дружба, это что-то другое… Я езжу по вашим приказаниям, увожу, привожу… Никогда не напоминаю о своем времени, о самочувствии, о своих желаниях… Это можно назвать как угодно… Но я расплачиваюсь. И вы это принимаете. Если уж откровенно.

— Так… — Анатолий сидел напротив Кости, подперев щеку. — Таня тоже расплачивается?

— Наверно… Хочет она того или нет.

— Ты — преданностью, а чем она?

— У нее свое…

— А если я сейчас выброшу тебя в это окно?

— Будет еще одна жертва.

— А что… Семь бед, один ответ!

— До семи еще далеко, Анатолий Васильевич. Вам придется поднатужиться.

— Поднатужусь!

— Вот видите… Я позволил себе приблизиться к вам на одну ступеньку… И вы уже готовы меня в окно выбросить.

— Дело не в этом, Костя. Ты сказал пошлость. О Тане. И нечего придуриваться. Понял?! Если я рассказал о наших с ней отношениях, это не дает тебе права…

— Дает.

— Это почему же?!

— Потому что я люблю ее.

— Что?!

— Вы почувствовали себя слегка уязвленным, да, Анатолий Васильевич?

— Заткнись! — Анатолий подошел к окну и остановился спиной к Косте. — Значит, ты думаешь, что Таня… что она несвободна со мной?

— Конечно. Она не хочет, чтобы ее доброе отношение к вам… Или, скажем, чуткое отношение, вы приняли…

— За что я могу это принять? — не сдерживаясь, закричал Анатолий.

— За расплату. Ей, возможно, не хочется, чтобы вы именно это принимали как плату за благодеяние. Ее сдерживает зависимость. Так тоже бывает.

— Не понимаю! Черт знает что!

— Все нормально, Анатолий Васильевич, все нормально. — Костя поднялся.

— Получается, что я, делая добро, рою себя яму?!

— Дело не в этом… Мы можем годами жить и не придавать значения, кто кому обязан, кто кому задолжал… Не мелочиться же в самом деле на каждом шагу. А потом что-то происходит… И все становится на свои места. И все вспоминают, кто кому должен, сколько, начинают соображать, чем можно расплатиться, чем расплачиваться нельзя… Ну, я пошел. И вот еще что… Решайте сами, кто сидел за рулем. Вам решать.

— Ты хочешь сказать…

— Да, Анатолий Васильевич. Принимайте решение.

Выглянув из машины, Костя увидел, что окно на третьем этаже светилось. На его фоне темнела неподвижная фигура Анатолия. Костя осторожно стронулся с места, но с каждым километром скорость увеличивал и, подъезжая к общежитию, уже с трудом остановился у подъезда.

Вахтер долго просыпался, кряхтел, шаркал по вестибюлю. Рассмотрев наконец сквозь стеклянные двери Костю, выдернул железный штырь.