Мария Долонь - #в_чёрном_теле

– Это напоминает подростков. Сложность определения границ и смысла происходящего. – Женя кивнула в сторону Инги. – Катька год назад была сплошная выученная беспомощность.

– Нечему удивляться. – Вертман печально покачал головой. – По моим исследованиям, у нас уровень этих гормонов за сто лет вырос неимоверно. Так физиология отвечает на внешние воздействия. По сути, нами руководит невроз.

– О, с этим я полностью согласна! – кивнула Инга.

– Мы наполнены страхом. Он парализует. – Вертман на миг замолчал. – И я нашёл. Мой препарат эти страхи снимает. Человек возвращается к себе, своему естеству, воссоединяется с физиологией. Организм перестаёт ему мешать. – Он вскочил, стал ходить по кабинету. – Представьте, что вам предстоит выступление на публике, доклад или концерт. Вы готовы, но паника сковывает тело, сводит горло. Что делать? Можно, конечно, ходить к психотерапевту, вспомнить о детской травме, докопаться до первопричины, подсесть на эту бессмысленную болтовню в ожидании чуда. Психоанализ – гениальная разводка современности. Нужно понимать: вы ничего не измените в прошлом. Обозвал вас кто-то неуклюжей коровой в детстве, ранило это вас – и всё! Вы на всю жизнь ею и останетесь, это вас сформировало, вы каждый свой шаг совершали по жизни неуклюже, день за днём, и как это можно изменить разговорами! Лучше помочь медикаментозно – снять психологический зажим, раскрепоститься и выступить. И получить положительные эмоции. Что в ответ сделает психика?

– Поверит? – Инга подняла указательный палец вверх.

– Правильно, поверит. Вы поймете, что способны на большее, ваш потенциал выше, а тормозит вас только страх. Мой препарат так и работает – даёт вам крылья, снимает зажим. Даже боль на время купируется. Закрепляет положительный опыт, – довольно сказал Вертман.

– На добровольцах уже тестировали?

– Да, пробовали. Не всегда удачно. Но так уж устроена наука – без проб и ошибок, даже без жертв не обойтись, – отрезал Вертман.

– А как насчёт биомедицинской этики?

– Этику никто не отрицает, а конфликт этот с XVIII века существует, Женя. Идея блага в деятельности врача, учёного неоднозначна. На одной чаше весов – здоровье конкретного одного пациента, а на другой – всё человечество. Павлов тоже ставил опыты над детьми, между прочим, раньше, чем доктор Менгеле. И кто ему сейчас это вспоминает? Я создал препарат, который дарит людям радость, энергию, силы, уверенность в себе. И при этом практически без побочек.

– То есть ты готов эстрагировать счастье из чьего-то единичного, подопытного несчастья? Вопросом Великого инквизитора ты не мучаешься, как я погляжу. – Женя нахмурилась, посерела. Продолжила скучающим тоном: – Получается, что всякие там «Файзеры», «Байеры», «Новартисы» и другие фарм-гранды нервно курят в сторонке? Тогда почему ты не защитишь свою разработку – патентом, лицензией?

– Они большие и неповоротливые – сидят и ждут, когда какой-нибудь стартап или одиночка придумает невиданный ранее субстрат. Тут они налетят, как вороны, и купят его. И уже под своим именем доведут до прилавка.

– Так ты сделал это?

– Мне осталось доработать мелочи. Сейчас у меня все условия. И средства. В начале нулевых мой приятель, Арутюнян, помнишь? Учился в моей группе, – Холодивкер покачала головой, – свёл меня с Арегом Агаджаняном, может, знаете, известный коммерсант? Арег как раз создавал свою клинику, ему был нужен специалист. Я, конечно, согласился. Он принял все мои условия и дал лабораторию в моё полное распоряжение.

– Как называется этот препарат? – спросила Инга. – Название-то у него есть?

– Да, есть. Витазидон.

– Вита – то есть жизнь, – кивнула Холодивкер.

– Вы сказали, что побочек практически нет. – Инга осторожно поставила стакан на стол. – Значит, что-то всё-таки есть? Одышка, например, или потеря веса… аллергия?

– Нет, ничего такого, – решительно помотал головой Вертман. – Я просто хочу сделать свой препарат идеальным. И сделаю.

– Анатоль! – в кабинет вошла Леонора. – У тебя завтра в восемь утра процедуры. Тебе пора отдыхать. А у нас чай. С профитролями!

Остаток вечера Женя и Инга провели под стрёкот Леоноры, делая вид, что внимательно рассматривают фотографии из многочисленных путешествий, невпопад охая и ахая. Вертман почти сразу оставил их, сказал, что он жаворонок, и ушёл спать. А Леонора всё не унималась. Она бойко перескочила с Франции на Канары, с Шотландии на Хорватию, куда ездила каждый год: «Дубровник – такая сказка!» Но Инге это вдруг оказалось кстати: Катя с отцом и его Дашей собиралась в отпуск именно в те края, и Инге было важно показать дочери, а даже больше – Сергею, что она тоже участвует в планировании поездки. Она даже записала пару мест, куда «вы должны обязательно добраться, за любые деньги!», и уточнила у Мариам, что может быть интересно в этих местах девочке-подростку.