Мария Долонь - #в_чёрном_теле

– Как запустили вы себя, Павел! – язвительно сказала Инга. – Говорили же вам, идите к врачу. Таблетки ваши – Витазидон – они же не лечат. Только боль и страх снимают. Таблетки счастья, да?

Гнищин молчал. Ему было трудно концентрироваться и открывать глаза. Он немного откинулся назад, прикрыл веки.

– Да нет, Серафима Викентьевна. – Инга повернулась к пожилой женщине. – Не из-за бриллиантов он Лиду с Эвелиной убил. Из-за таблеток.

– …каждый год одно и то же: «я на пороге открытия, я на пороге открытия…» – неразборчиво, как в бреду, пробормотал вдруг Паша, – а воз и ныне там. Чистоплюй… хренов! Хотел вывести идеальную… а такого не бывает. Теперь нет её… уничтожил свою формулу навсегда. – Он кивнул на таблетки в руках Инги. – Последние запасы… Инга… мне нужна… хотя бы одна… я буду… говорить.

– Дай ему, – попросила сердобольная Серафима Викентьевна, – больно человеку, не видишь?

Инга не обратила на неё никакого внимания.

– Как ты сообразил, что у Вертмана можно воровать и варить грязный препарат с эффектом похудения? Не Лида же тебе подсказала? Кто? Эвелина?

Паша отрицательно мотнул головой:

– Эвелина… меня… с Тихоновой… мы с Джи на работе познакомились. Мне жить негде было. Вот она мне про подругу и рассказала… что та комнату сдаёт. Лида большая была, под сто кило. – Его речь снова свалилась в неясное бормотание.

Инга прислушалась: Паша пытался заговаривать свою руку.

– Боль-болина… тупая кручина… – он мучительно вспоминал, – шаром… покатись, в речку… грянься, в ней… останься.

– Дай ему, пусть уже утешится, – повторила Серафима Викентьевна.

– Говори! И получишь свою наркоту, – металлически продолжала Инга. – Вы с Эвелиной решили подсадить на таблетки Лиду, чтобы проверить, работает ли эффект потери массы на людях, так?

– Лида… мышь моя белая, – вдруг ласково сказал Паша, – сбросила тридцать килогросов, на экскурсиях зажиматься перестала… Придумал я. А название – Эвелинка. Веточка… красиво! И всё завертелось…

– Но Эвелина захотела больший процент, так?

– Сама всё знаешь… Мне… хотя бы полдозы.

Серафима Викентьевна поёрзала на стуле.

– Ох, деточка, иногда лучше всего и не знать…

– Я дату увидела по телевизору, – объяснила ей Инга, – тридцатое сегодня. Как у вас в записке было написано. И у меня вдруг сложилось! Я видела Лиду в день гибели. Она сказала мне о вас и ещё что-то про сифон и засоры. Но тогда я ничего не поняла. А сегодня вспомнила про серёжку и мгновенно сообразила, что именно нашла и отдала вам Лида.

– Хреновый из вас Чип энд Дэйл, – с неожиданной силой сказал Паша, – я б и раньше пришёл. Если б не Валерий Николаич. Он после гибели Вертмана на меня насел. Вари, говорит, больше некому. Ах блин! – Он зажмурился. – Потемнело…

– А вы его жалеете! – укоризненно сказала Инга. – Да он двух молодых девушек убил! И вас бы убил! Рассказывай про Эвелину, – приказала она Паше.

– Липкая была… пиявка, – он приоткрыл веки, – как рука-то болит. Отвязали б вы меня, а?

– Сиди как сидишь, – отрезала Инга.

– Принесла мне очередную порцию баблоса и… не отдаёт. Пополам хочу теперь, говорит. Я говорю: будет как всегда – тридцать на семьдесят… – Он замолчал, справляясь то ли с болью, то ли с тошнотой. – Иначе Арегу скажу, отвечает. Угрожать мне вздумала… Будто я других торгашей не найду. А вот она без Химика куда денется? Ни-ку-да… у меня в лабе бутылочка стояла… ну кто ж её просил хлебать-то. Я маленько только помог, по голове стукнул… что тут рассказывать. Отвёз её и сжёг… где собак своих сжигаю.

– Да голову потерял.

– Боль болина… тупая кручина… только серёжка от неё и осталась… – Он будто заново удивился. – Шаром… куда делась, перекочевала в мои… кошмары… покатись, в речку… грянься, в ней… останься. Страх у меня сделался: что найдут голову отдельную и мне принесут. Я тогда и Витазидон пить начал – иначе страх жить не давал.

– Бедняжка, – брезгливо сказала Серафима Викентьевна. – Лидоньку-то мою за что?

– Да рыжая уж вон всё сказала. – Гнищин кивнул на Ингу. – Засорилась раковина, она чистить полезла, да ещё мастера вызвала. Залила бы «жидким сантехником», химия бы всё пробила! Нет, приспичило ей… Жива бы сейчас была.

Гнищин опустил голову и закрыл глаза, замолк. Лоб у него был красный, весь в траншеях морщин, а щёки вдруг впали, посинели. Инга испугалась, что он потерял сознание. Она выдавила таблетку Витазидона из блистера.

Павел услышал шуршание и мгновенно выпрямился. Инга сунула таблетку ему в пересохшие губы, и он сразу же, не попросив воды, её сжевал, откинулся на диван в ожидании блаженства.