Олег Финько - Живой смерти не ищет [Роман]

Дорожка пошла на взгорье и вскоре вывела на солнцепек — южный склон горы. Эта сторона во все времена года лучше прогревалась солнышком, поэтому и снежный покров здесь был потоньше, испарялся лучше.

— Коли на солнцепек выбрались, повеселее будет идти, — улыбнулся Савелий Чух, — по сравнению с теми местами, где мы только что сквозь лес продирались, здесь хоть скачки на приз Хайлара устраивай! Вы поглядите, братцы, на этом косогоре весной или летом сено бы для хозяйства заготавливать, во-о будылки, небось разнотравье здесь, как на Кубани. И леса туточки мало, разве в том углу сосновый островок, да он нам не помеха.

Есаул Дигаев тронул поводья и догнал Настасью, медленно ехавшую впереди, чуть сбоку. Женщина уронила голову вниз и лишь изредка лениво пошевеливала поводьями.

— Чего пригорюнилась, Настя? Ты погляди, какое вокруг ведренье, приятная погода, верно?

Женщина угрюмо промолчала.

— Слушай, — не унимался Дигаев, — а чего ты так странно сидишь на лошади? Со стороны кто посмотрит — не поверит, что ты с казаками дружбу водишь. Этак ведь и тебе неудобно, и лошади тяжелее. Вон как напряглась ты вся, как будто на тебе самой ездить собираются. Что молчишь? Ты гляди, гляди! У тебя сиделка — пардон, заднее место твое, — переместилось совсем уж на круп, зато колени свисли вниз; сидишь, понимаешь, «как на стуле». Наверное, стремена короткие? Как же ты коня посылать будешь? Ты вперед телом подайся, вперед, — Дигаев ласково похлопал женщину по бедру.

Настасья резко выпрямилась, с яростью оглядела советчика с ног до головы и, нагнувшись к нему, что-то прошептала почти на ухо.

— Понял меня, нет? — уже громко, так, что слышали и все остальные, поинтересовалась она у Дигаева. — Или тебе еще раз повторить, но вслух, так, чтобы все знали о том, что ты из себя как мужик представляешь? Попробуй, козел приблудный, еще только раз дотронуться до меня своими грязными лапищами, не посмотрю, что ты атаман, жахну из винта и тебя, и Володьку зараз, разбирайтесь на том свете, кто из вас сволочнее.

С двух сторон к ним уже торопились сотник Земсков и ротмистр Бреус. Но их вмешательство не понадобилось. Настасья, дав выход гневу, снова поникла, равнодушно глядя на гриву, и только руки, беспокойно перебирающие поводья, говорили о том, что нет ей ни в чем утешенья в глухой, быстро прижившейся тоске. Дигаев, надавив шенкелями на бока лошади, послал ее вперед и, оторвавшись от группы метров на сто, поехал не оглядываясь. Догонять его не посмел ни Земсков, ни Бреус.

К ночи, когда поняли, что до заимки все равно не добраться, облюбовали пару сухих лиственниц и, срубив их, стали устраивать на склоне нодью.

— Прямее, прямее клади, — ругал Дигаев Ефима Брюхатова, в паре с ним укладывавшего трехметровые бревна друг на дружку. — Мать твою!..

— Свою наладь, дешевле обойдется! Слухай сюда, есаул, покеда другие не подошли. — Ефим Брюхатов спокойно положил свой конец на снег и, подойдя к Дигаеву, который от неожиданности продолжал держать комель, тихо, чтобы никто не услышал, злым гундосым голосом произнес: — Я ведь тебя уже раз просил, не трогай моей матери. И не ори на меня. Ты приглядись вокруг, после твоего выигрыша станичники к тебе охладели, ох как охладели. Оторопь берет, робею за тебя. Пожалуй, только я один пока еще и люблю тебя.

А вдруг и мне зябко станет? Кто ж твои тылы прикрывать будет? Ты, есаул, основное пойми, что времена изменились, это уже не годы гражданской! И если я в нашем походе поддерживаю твои игры в высшие и низшие чины, так это чтобы только тебя малость потешить.

Хоть, рассуждая здраво, оба мы с тобой равны, а кое в чем я тебе и фору дам, связи-то с японцами у меня-а.

Это не ты, это жизнь всем нам подпруги чуток отпустила. Понял?

— Плевать я, сукин ты сын, хотел и на тебя, и на твоих японцев, — сквозь зубы проговорил Дигаев, дряблые валики щек его пропитого лица задергались от злобы, — думаешь, что, раз они грошей на наше предприятие подбросили, значит, и указывать мне будут? Ценности возьмем, а там еще посмотрим, кому командовать смотром, мне или им. Земной шарик вон как велик. Тьфу, дьявол, чего ж я стою с этим бревном враскорячку. — Разжав руки, он шагнул в сторону. — Ладно, Сиплый, давай кумиться, нам с тобой делить нечего, а дело разлада не потерпит. Это вот за теми глаз да глаз нужен, они еще и с Советами толком не встречались, а вроде бы уже порозовели.

— Ну, будя! Нас тут ишо не слыхали, — тихо пробурчал Ефим Брюхатов и тут же повысил голос: — Вот и хорошо, господин есаул, — он засуетился, юля улыбкой, — так как вы хотите этот чурбан положить? Мигом все исполню, — громко, так, чтобы всем было слышно, заговорил он. — Конечно, вам виднее, сколько вы по этой Сибири прошли, дай бог каждому.