Тана Френч - Тайное место

Голос у нее стал тихим, таким ведут задушевные разговоры в маленьких комнатах, он словно проваливался в солнечный свет. Я ощутил масштабы окружающей нас тишины и зелени. Широту. И высоту – деревья выше старых зданий школы. И старше.

– Да только у садовника оказалось алиби. В тот вечер к нему заходили приятели сыграть в покер и выпить пивка, двое у него же и заночевали. Мы его взяли за хранение и распространение, но вот убийство… – Конвей покачала головой. – А я должна была бы догадаться, – закончила она. – Должна была понять, что все окажется не так просто.

В ее белую рубашку вдруг врезалась пчела. Уселась, оглушенная. Голова Конвей резко опустилась вниз, а сама она застыла. Пчела переползла через верхнюю пуговицу, через край ткани, потянулась лапками к коже. Конвей дышала медленно и неглубоко. Я увидел, как ее левая рука плавно покидает карман и поднимается в воздух.

Пчела наконец пришла в себя и улетела в сторону солнца. Конвей стряхнула с рубашки невидимую соринку, оставшуюся там, где секунду назад сидело насекомое. Потом повернулась и пошла вниз по склону, мимо гиацинтов и обратно к тропинке.

“Корт” – самый большой и лучший торговый центр в пешей досягаемости от Килды и Колма, защита от внешнего мира, где над тобой не торчат взрослые с кислыми лицами, готовые в любой момент коршуном наброситься на тебя. “Корт” возвышается над округой, как огромный магнит, и притягивает всех. Здесь, в искрящемся ломтике счастья и свободы между уроками и ужином, могло произойти что угодно, твоя жизнь словно взмывала вверх и преображалась, таинственно мерцая. В призрачном свете неоновых ламп лица причудливо поблескивали и гримасничали в приступах смеха, рты произносили слова, которые едва различались в водовороте звуков, и любое из них могло оказаться тем самым волшебным словом, которого ты так ждешь; все, что ты в состоянии вообразить, могло ждать тебя здесь, если обернешься в тот единственный верный момент, если поймаешь тот самый нужный взгляд, если из динамиков рядом в нужный миг зазвучит та самая песня. Сладкий запах свежих пончиков, такой густой – хоть с пальцев слизывай, плыл от кондитерского киоска.

Начало октября. Крису Харперу – сцепился с Ошином О’Донованом прямо у фонтана по центру “Корта”, хохочет во весь голос, остальные парни из Колма подзадоривают – остается жить чуть больше семи месяцев.

Бекка, Джулия, Селена и Холли – по другую сторону фонтана, у них с собой четыре пакетика конфет. Джулия, косясь на мальчишек из Колма, тараторит, излагая вполне правдоподобную историю о том, как минувшим летом она и еще одна девочка-англичанка умудрились с парой французских парней просочиться в суперкрутой ночной клуб в Ницце. Холли жует “Скиттлс” и слушает, иронично приподняв бровь, что означает: ну да, конечно ; Селена пристроилась на поцарапанном мраморном бортике фонтана, опустив подбородок на сложенные руки, а волосы ее свисают едва не до полу. Бекка хочет наклониться и придержать их, пока локоны не измарались в пыли и растоптанной на полу жвачке.

Бекка не выносит “Корт”. С самого начала первого года, когда новичкам пришлось прождать целый месяц, прежде чем им позволили покинуть территорию школы, – пока они не вымотаются настолько, чтобы не было сил сбежать, полагала Бекка, – она слышала только одно: ах, “Корт”, “Корт”, “Корт”, стоит нам только попасть в “Корт”, и все будет восхитительно. Сияющие глаза, руки, рисующие в воздухе контуры вожделенного места, словно там высятся сверкающие замки, блестят льдом катки и струятся водопады шоколада. Девчонки постарше возвращались, важно задрав носы, все такие многозначительно молчаливые, окутанные ароматами капучино и пробников, помахивая пакетами с разноцветными покупками, все еще слегка пританцовывая в ритме модных мелодий. Волшебное место, блистающий мир, где забываешь о нудных училках, рядах казенных кроватей, злобном шипении одноклассниц. “Корт” стирал из памяти все.

Это было еще до того, как Бекка познакомилась с Джулией, Селеной и Холли. В то время она просыпалась по утрам настолько несчастной, что в первые минуты, открыв глаза, даже удивлялась, отчего так плохо на душе, пока не вспоминала почему. Она регулярно названивала матери, рыдая взахлеб и нимало не беспокоясь, кто ее может услышать, и умоляла забрать ее обратно домой. Мать устало вздыхала и повторяла, что вот-вот все станет замечательно, как только она найдет себе подружек, с которыми можно будет болтать о мальчиках, поп-звездах и нарядах, и Бекка бросала трубку, поражаясь всякий раз, насколько хуже она стала себя чувствовать, хотя, казалось, хуже некуда. “Корт” казался единственным местом, на которое еще можно было надеяться в этом мире скорби и ужаса.