Елена Арсеньева - Лиловый

– Нет, на законных правах, конечно, а не просто так.

– Как у вас, Сергей, все скоро, – ахнула Настя, растерянно переводя взгляд с одного мужчины на другого. – Мгновение – и преступление раскрыто! Второе мгновение – и предложение сделано! Это ведь предложение было сейчас, я правильно поняла?

– Конечно!

– А вы не торопитесь? Сергей, ну чему вы улыбаетесь, а?! Ген, ну скажи ему!

– Ну… – Братец потеребил подбородок, успев подмигнуть лучшему другу. – В рождественскую ночь надо торопиться, сестрица! Надо все успеть! И стать наконец счастливой, Настюха!..

Алиса стояла посредине двора, задрав голову к небу, и с широко раскрытыми глазами наблюдала за тихим полетом снежинок. Странно, что она никогда прежде не замечала, как красив и нежен этот полет. Нет, он мог быть и грубым, и жестким, когда сильный ветер сбивал снежинки в тугие спирали и гонял их по городу, заставляя бросаться на прохожих и забиваться им под воротники.

Она всегда промерзала в такие дни до самой последней своей косточки и всегда тихонько, не злобно, нет, совсем слегка завидовала тем, кто волочил длинные подолы дорогих шуб по сугробам. Им – этим счастливым людям – наверняка и тогда нравилось это снежное буйство, и приятно было осознавать собственное превосходство над метельным неистовым бессилием.

Ей не нравилось. Ей вообще не нравился снег, не нравилась зима. А теперь…

А теперь все по-другому. Теперь для нее это самое лучшее время года. А Рождество – самый лучший, самый загадочный, самый счастливый в ее жизни праздник.

Он подарил ей сказку!

Дядя Саша, мамин друг, в чем-то оказался прав. Он говорил, что в зеркале она увидит свою судьбу. Так почти и получилось.

Она увидела в зеркале соседского Пашку, потом он ее ударил, потом ограбил соседскую девушку Настю, потом она пришла со своим другом и…

И вот с этого места, а может, чуть раньше, просто она не уловила, и начали происходить чудеса в ее жизни.

Сначала почти под утро мама вернулась откуда-то с дядей Сашей. Они были совершенно трезвыми и объявили ей, что теперь не будут пить. Совсем не будут!

Алиса не могла поверить!..

Потом на следующий день к ним пришло сразу так много народу! И Настя, и ее друг, который вдруг оказался и не другом вовсе, хотя ночью они говорили друг другу «вы», – а самым настоящим женихом. И брат ее – Гена, и еще какие-то два дядьки пришли. Они о чем-то долго говорили с мамой и дядей Сашей, запершись в кухне. А потом мама с непонятной робостью объявила Алисе, что та едет с Настей учиться в другой город. В школу с углубленным изучением иностранных языков.

Алиса не могла поверить!..

И даже когда потом грузилась в дорогую машину со скудным узелком своих нехитрых пожитков, все еще не верила, что все это правда. И в дорогих магазинах потом терялась, и вела себя словно деревянная кукла, когда на нее примеряли, примеряли, примеряли что-то без конца. И совершенно не понимала, почему дядя Сережа все время называл ее их общим с Настей рождественским подарком и целовал Настю при этом в висок.

Она не верила и не понимала.

Поверила как-то внезапно, будто очнувшись. Поверила, когда мамин голос в телефонной трубке уверял, что все теперь у них будет хорошо…

– Все и хорошо, – прошептала Алиса, поймав языком ажурную снежинку, замешкавшуюся с приземлением.

Все просто замечательно. Рождество, в которое она так верила, в самом деле подарило ей сказку. Самое настоящее чудо!

Может, просто потому, что она в него верила, а?..

Печка «Жигулей» воодушевленно жарила струями горячего воздуха. И упрямо отказывалась выключаться. Просто вот ни в какую!

Следователь Владимир Седов, еще раз дернув рычажок печки, покачал головой.

Заклинило. Если нажать сильнее – хрупкая пластмасса просто разломается.

«После праздников надо на сервис, – подумал следователь, расстегивая куртку. – Закон бутерброда! В ноябре вдарили морозы, крепкие, и снегом все засыпало. Печка еле дышала. Теперь оттепель, на улице плюс. А в машине настоящий Ташкент. Открытые окна не спасают».

Он снял куртку. На следующем перекрестке с наслаждением стащил форменный синий пиджак и быстро протер запотевшее стекло.

Обретшая четкость действительность в любой другой день могла бы вызвать уныние. Плотный, еле ползущий поток неумытых машин. Грязная серая каша размазана по шоссе. Через сито свинцовых облаков – мокрый снег крупными редкими хлопьями.