Антон Леонтьев - Алхимия иллюзий

— А кто? — спросила Вика.

— Ты , например! — усмехнулся Титов. — Или этот твой «голубой» дружочек, который теперь порядочно раскрутился и обзавелся сетью клиник. Ну, до него я еще доберусь…

Вика, снова взглянув на Викторию Евгеньевну, отметила, как та снова еле заметно поморщилась.

Ага…

— Значит, убивать будете? — спросила Вика и, доев виноград, потянулась за огромным зеленым яблоком. Впившись в него зубами и почувствовав текший по подбородку сок, она услышала ответ Титова:

— О нет, Вичка. На этот раз все будет иначе, совершенно иначе. Убивать в этот раз будем не мы, а ты!

От неожиданности впившись себе зубами в нижнюю губу, Вика перестала жевать. Что они задумали?

Точнее, конечно же, он. Ее личный демон, Виктор Титов.

Чувствуя во рту специфический резкий вкус крови (значит, губу она себе все же прокусила), Вика положила надкушенное яблоко на стол и спросила:

— И кого ты предложишь в жертвы, Витюша, самого себе? Или свою драгоценную супругу? — Она перевела взгляд на Викторию Евгеньевну. — А сколько вы унаследовали от отца? Это тот вопрос, который задают себе все. Меня же больше интересует: убив его, вы испытали радость?

Хозяйка замка тьмы, усмехнувшись, взяла бокал, чуть отпила из него и ответила:

— О да! Я так давно хотела убить папу. Еще больше, чем маму. Но дело не в деньгах, точнее, не только в них… Ведь он запихнул меня в… в дурку , как вы выражаетесь. Думал от меня избавиться, однако именно там я познакомилась с Витюшей, который, и вы в этом правы, стал моим ментором. И научил правильно убивать!

— А до этого, выходит, вы убивали неправильно? — поинтересовалась Вика.

Титов, которому бойкий диалог двух Вик пришелся очень не по душе , ударил по столу и потребовал:

— Хватит болтать! Я, конечно, рад, Косачева, что ты вдруг проявляешь такой интерес к правильным убийствам, но твой поезд давно ушел. Хотя если ты так хочешь кое-что узнать об убийствах и чувствах, которые испытываешь, совершая их, то скоро получишь для этого отличную возможность…

От его слов Вика похолодела, а Титов, поднявшись из-за стола, прошелся, потом резко развернулся (собаки — арктические демоны, лежавшие у камина, встрепенулись), и Вика заметила его перекошенное от злобы лицо и пылавшие адским огнем арктически-ледяные глаза.

— Если бы не Вичка, моя Вичка, Косачева, я бы до сих пор сидел в… дурке! Если бы не моя сила воли и всенепременное желание отомстить тебе, Косачева, я бы давно уже сошел с ума или умер…

Сошел с ума — выходит, Титов умалишенным себя отнюдь не считал? Интересное кино.

— Если бы не моя смекалка и мой гениальный ум, то врачи за эти долгие двенадцать лет давно бы угробили меня. Или превратили в бессловесный, неподвижный «овощ».

Он снова отвернулся, сгорбившись перед камином, потом повернулся — и на его бледном лице сияла улыбка.

— Но я выжил. Хотя должен был умереть, Косачева. И выжил я потому, что каждый божий день, каждую минуту, нет, каждую секунду каждого божьего дня думал о том, как выйду и убью тебя! Потому что ты, Косачева, разрушила всю мою жизнь и забрала у меня все, что мне дорого, запихнув меня на долгие, нереально долгие двенадцать лет, в… дурку!

Она разрушила его жизнь? Забрала у него все, что ему было дорого? Вика не знала, плакать ей или смеяться — вероятно, следовало сделать и то и другое, причем одновременно.

— Витюша, я уже давно не Косачева, — напомнила она с мягкой улыбкой.

Титов с грохотом ударил по столу, его лицо было перекошено адской злобой.

— Замолчи! — завизжал он. — Не смей мне перечить! Потому что ты всегда все лучше знала! И знаешь! Но в итоге я убил всех, кто тебе дорог! И если ты думаешь, Косачева, что все закончилось, то ошибаешься! Потому что…

Он устало брякнулся на стул и закрыл лицо руками. Воцарилось странное, тягучее, какое-то вибрирующее молчание. Собаки, от крика Титова вскочив со своих мест, уставились на хозяйку.

Виктория Евгеньевна, указав собакам на место около камина, куда те снова послушно улеглись, тихо заметила:

— Видите, во что вы превратили Витю? Это ваша вина!

Она превратила? Ее вина?

Наследница подошла к мужу, поцеловала его в щеку. А Титов, вдруг убрав руки от лица, хитро посмотрел на Вику.

— Что, Косачева, поверила? Думала, что я рехнулся? А я опять тобой манипулировал! Как была простофиля, так ею и осталась…