Александр Тамоников - Время мертвых

— Так что оставьте надежду, Никита Андреевич, и… как вас там — Алла Михайловна? Вы только продлеваете агонию. Кстати, большое спасибо, что стреляли не на поражение. Наши люди, когда поправятся, будут вам благодарны. Вы стащили вниз артефакт, Никита? В зале многозначительная пустота между экспонатами. Это напольные часы, верно? Не удивляйтесь, я несколько раз посещал музей, и у меня фотографическая память. Отдайте нам эту штуку, и мы уйдем, договорились?

— И нас постигнет та же участь, что и наших людей?

— О чем вы? Ваши охранники живы — душевно избиты, связаны, мычат через кляпы, но живы. Часть строителей, непричастных к нашему, хм, сообществу — тоже живы. То же касается и Павла Афанасьевича — впрочем, неделю на больничном ему придется отлежаться. Мы не убиваем без необходимости, Никита. И вас не убьем.

— Двое мертвых на территории завода… Ваша работа?

— Да, двоим из бригады пришлось отлучиться на несколько минут и сделать это. В заборе за кустарником есть неплохая дырка. Их вызвали на встречу, они приехали, но не дошли. Увы, это была суровая необходимость. Сотрудники засветились, их присутствие в этом мире стало создавать проблемы. Мы договоримся полюбовно, Никита? У моего напарника внизу есть граната, которой нам бы очень не хотелось воспользоваться, учитывая выставленную в музее красоту. Ну, и людей, конечно…

Не имело значения, блефовал он или нет. Внизу за проемом кто-то вскрикнул, захрипел. Два тела покатились по полу. Хрипы становились глуше, кто-то колотил ногами по полу.

— Никита, я придушил его! — выдавил Головин. — Об этом парне не беспокойся…

Николаев в бешенстве открыл огонь из проема! Пули рикошетили от пола, что-то сбивали со стен, зарывались в балдахине монументального катафалка. Я считал выстрелы. В обойме «Ругера» десять патронов калибра 9 мм.

— Все целы? — вскричал я.

Люди нестройно отвечали — все надежно попрятались. Он выпалил в белый свет всю обойму. Я мчался гигантскими прыжками, прыгал через препятствия, через истекающего кровью раненого, взлетел по лестнице в три прыжка. Я должен был успеть!

И я успел — он вставил новую обойму, передернул затвор и даже вскинул руку с пистолетом, когда я налетел с сатанинским ревом, крутым пинком выбил у него оружие. Он тоже взревел, вцепился в меня растопыренными пальцами. Мы покатились, награждая друг друга тумаками. Он брызгал слюной, страхом — увы, уже не сарказмом! В какой-то момент ему удалось сдавить мне горло. Я ударил по почкам ребром ладони. Он подпрыгнул, оставил в покое мое горло. Я схватил его за плечо, вывернул. Он сидел на мне, вывернутый, как буравчик, орал от боли и бил меня по бедру свободной рукой. Это было больно, черт возьми! Откуда ни возьмись, подбежал Михаил, схватил с пола что-то тяжелое, двинул Николаева по голове. Тот слетел с меня, как подстреленный всадник с лошади! Михаил не устоял, рухнул на меня. Штуковина, которой он огрел Николаева, перелетела через нас, с грохотом разбилась на кусочки!

Мы извивались, не могли отцепиться друг от друга. Этот парень был тяжел. Насилу мы расцепились, тяжело дышали. Николаев валялся без сознания с разбитой головой. Я приподнялся, опираясь на локоть. В глазах двоилось.

— Спасибо, Михаил… — выдохнул я. — Ты настоящий друг… Чем это ты его?

— Клепсидра, Никита Андреевич. Вернее, была клепсидра, теперь это горка черепков.

Что-то булькнуло в животе, устремилось к горлу. Спокойствие, детектив, сегодня нельзя смеяться.

— Признайся, парень, ты тоже состоишь в некой тайной организации?

— В какой еще организации? Я с мамой живу, — обиженно пробормотал сотрудник музея. — Я даже по ночным клубам не хожу. И вообще я младший помощник директора по персоналу.

— Обещаю, скоро ты станешь старшим помощником, — живот скрутило от резкой боли. Нет, сегодня смех был решительно противопоказан.

Кустилось и цвело махровое безумие. Сергей Борисович потерянно блуждал по залу, осматривал свои потрепанные владения. Параллельным курсом блуждала Алла Михайловна — женщина немыслимо устала, едва стояла на ногах. Варвара, давясь слезами, висела у меня на шее. Алексей Головин, тоже бывший спецназовец, успевший повоевать на Кавказе и отметившийся в Сирии, прекрасно помнил о своих обязанностях.

Мы стащили в кучку раненых. Кому-то требовалась перевязка, другим — дополнительная оплеуха. Пришел в сознание Николаев, успел сказать пару ласковых и снова отправился в нокаут. А Головин уже бегал вокруг музея, докладывал по рации: все живы, но качественно вырублены — охранники, прораб Гулямов. «Вызывайте «скорую», Алексей, — распорядился Якушин. — Да не одну — пусть выезжает вся станция».