Александр Тамоников - Время мертвых

— Прости, общался с охраной, — тихо объяснил я. — Что-то происходит?

— Ничего не происходит, — огрызнулась она. — Работать надо, а тут эти журналисты понаехали.

— Они реально французы?

— А что такого, — фыркнула Варвара. — Вот недавно делегация из Сенегала приезжала — это действительно экзотика. А французы, англичане, американцы — они тут постоянно мелькают, уже глаза затерли. Это Мари Ксавьер и Антуан Лепьен с канала TF-1. Мари снимает документальный фильм о похоронных традициях в российской глубинке, и наш музей ей — чистый бальзам.

— А что, TF-1 — одна из крупнейших коммерческих телекомпаний Франции. Пусть снимают — надо же продвигать это дело.

— Да ты посмотри, — процедила Варвара, — эта выдра просто очаровала нашего Сергея Борисовича. У самой ни рожи ни кожи…

— Ты ревнуешь? — ужаснулся я.

— Ты спятил, — фыркнула Варвара. Потом признала, — ну, да, это типа профессиональная ревность. Нам работать надо, а они тут некстати встряли. Сегодня у них вводная лекция, завтра снимать начнут, проторчат тут несколько дней, пока заснимут каждую подробность и все выслушают да усвоят.

Женщина засмеялась — среагировала на шутку Якушина. Варвара вздрогнула.

— Что она делает? Просто поворачиваться не хочется…

— Большой палец показывает.

— Ладно, хоть не средний… Но ведь реально страшна, согласись? Ну, и что ты на нее уставился? — разозлилась Варвара.

По поводу «уродливости» французской журналистки у меня имелись некоторые возражения, но не озвучивать же их?

— Получаю эстетическое удовольствие, сравнивая это чудовище с тобой, — витиевато выразился. — Да, Варюша, ты права, столько виски мне не выпить, пусть она хоть трижды французская журналистка.

— А при чем тут виски?

— Так после виски — все крокодилы киски.

Варвара прыснула, смотрела уже без злости.

— Она француженка-то по недоразумению. Русская она.

— Серьезно? — удивился я. — «Она хоть бывшая, но подданная русская», — процитировал я отрывок из хорошей лирической песни.

— Вот именно, — кивнула Варвара. — Я читала о ней. Мария Владимировна Касаткина, родом из Твери, тогда еще Калинина. Маленькая была, когда родители переехали во Францию, не дали ей забыть русский язык. В Марселе окончила факультет журналистики, перебралась в Париж, работала в каком-то эпатажном журнальчике типа «Шарли ебдо», потом ушла на телевидение. Одно время была замужем… Ладно, пошли работать. Сергея Борисовича мы сегодня явно не дождемся.

Мы топтались у двери на втором этаже. Варвара путала ключи под приветливым взором охранника.

— А можно спросить, почему нас не пускают в этот зал? — осведомился снизу кто-то из чечеточников. — Там ведь тоже музей? Может, глянем краешком глаза?

— Просим прощения, граждане, — отозвалась Варвара, — но вход в этот зал закрыт по техническим причинам.

— Связанным с концом света и началом новой эры, — добавил я. Шутка гостям из Кисловодска понравилась — кто-то хихикнул.

— Ну, и зачем ты это сказал? — буркнула Варвара, входя в зал.

— А разве это неправда? — удивился я, объясняя знаком охраннику, чтобы не пускал посторонних.

Мы снова стояли у экспонатов, в положении которых за сутки ничего не изменилось. Варвара подошла к ним почти вплотную, как-то расслабилась, закрыла глаза. Шляпка траурного одеяния коснулась лица, она вздрогнула.

— Вуаль хочешь примерить?

— Помрешь — примерю, — не очень тактично проворчала она. — Я снова пытаюсь что-то прочесть, почувствовать фон, получить хоть какую-то информацию — пусть даже закодированную и второстепенную… Бесполезно, здесь нет никакого фона. А ведь всякое бывает, иногда вполне безобидные на вид предметы испускают вихревой негативный поток, и я даже удивляюсь, почему обычные люди его не чувствуют.

— Не следует ли из этого, что твои полуночные бдения пропали даром?

— Нет, ни в коем случае… Траурное платье госпожи Большаковой за все эти годы и десятилетия ни разу не покидало Сибирь. Когда она убыла из Новониколаевска в неизвестном направлении, часть ее барахла осталась кузине, чтобы та сама решила, что можно выбросить, а что оставить. Кузину звали Софья Матвеевна Чибисова. Часть вещей нашей «черной вдовы» хранилась у нее на чердаке в кованых сундуках. Известно, что это платье выставляли в 20-е годы на выставке модернистов в качестве, видимо, «абсурда». Когда закончился НЭП и всех модернистов отправили на рудники, этот наряд находился в музее краеведения, впрочем, не выставлялся, много лет провалялся в запасниках.