Александр Щеголев - Старый пёс

Мы стояли в глухой части дома, в низком и тесном коридоре, перед дверью, обитой железными полосками, изрядно порченными ржой.

— Раньше там мыли кареты и повозки. А сейчас… Давайте посмотрим?

Как будто Рефери требовалось чьё-то согласие. Он вдавил дверь внутрь (она ушла со скрипом), вошёл первым, а его холуи сзади меня тупо втолкнули.

И я застыл на пороге, как электричеством пронзённый. Превратился в столб волей злого колдуна.

Было здесь отчего оторопеть. И злой колдун был — высокий, плотный, в спортивном костюме от «Найка». Он горделиво обвёл пространство рукой: дескать, полюбуйтесь на мои достижения.

Белые крашеные стены, побелённый потолок. Вместо дальней стены — ворота, через которые сюда когда-то въезжали кареты; они наглухо стянуты цепями, фактически это тоже стена. Каменный пол оборудован стоками для вывода грязной воды. Когда-то — для воды. Сейчас, понятное дело, отсюда вымывали не просто воду… К полу привинчены два стальных кресла с высокими спинками. В точно таком и сидела связанная Викторина на той фотке, которую показывал мне Вошь.

В данный момент Вика не сидела ни в каком кресле, она была свободна, деловито перемещалась по комнате, чем-то занятая. В голубом рабочем халате. Связаны были другие люди, сразу двое: Шпунтик и… Юлия.

Оба раздеты догола. По всему телу торчат иголки для внутривенных инъекций, из которых потихоньку сочится кровь. Оба пленника поразительно похожи на новогодние ёлочки, все такие радостно капающие, разукрашенные красным.

Впрочем, из Шпунтика почти не текло. Шпунтик был крайне плох, упал бы набок, если б не ремни. Его кожа, пергаментного жёлтого цвета, обтягивала череп, рёбра, таз. Если инженер ещё и не отъехал, то уже отъезжал безвозвратно, это точно.

Юля была ещё свежа, видно, что боролась с паникой. Жертвы были обездвижены не наглухо, существовали маленькие степени свободы. Видимо, специально. Разные люди, медленно угасая, себя ведут по-разному. Маньяку интересно на это смотреть.

Поскольку жертвы трепыхались, то иглы двигались вместе с ними, иногда выскакивая из вен или даже падая на пол. Вика хлопотала вокруг, поправляя, поднимая, вставляя заново.

На треноге стояла видеокамера, снимая всё это великолепие (я отметил сей факт).

— Хорошо выглядишь, — сказал я Юле. Думал, подбодрить, поддержать шуткой.

Она спросила в ужасе:

— Ты с ними?

— Не сходи с ума, — сказал я ей. — Пока нет причин сходить с ума. Я такой же пленник. Но мы скоро уберёмся отсюда, наберись терпения.

— Я подсчитала, — сказала мне Юля, стараясь выглядеть спокойной. — Если терять кровь такими темпами, то мне осталось от сорока минут до часа. Но необратимые изменения начнутся раньше.

— Грамотный врач, — одобрительно заметил Рефери, впервые подав голос за время этого эпизода. Очевидно, наблюдал за всеми нами, получая удовольствие. Но в особенности — за мной.

— Зачем раздели? — спросил я его. — Любите подглядывать? Сходите в женскую баню.

— Кровь на одежде не вдохновляет. Грязно, неряшливо, и на кровь, собственно, не похоже. Вы меня понимаете? Зато на розовой коже, да алые потёки, — высшая степень красоты и совершенства! И вообще, человек должен умирать голым.

— Вы маньяк?

— Ну, если бог маньяк, то пусть и я маньяк.

— Пьеро? — уточнил я.

— Слышал эту глупую кличку. Знаешь, кто был настоящий Пьеро? (Он не заметил, как перешёл на «ты».) Твой друг Франкенштейн! Фокус с иглами для капельниц — его ноу-хау. Теперь вахту отца приняла Викторина. (Рефери нежно провёл рукой по спине женщины в голубом, сверху вниз.)

— Вика, — позвал я её, — что с тобой? Ты соображаешь, что творишь?

— Именно творит! — возгласил маньяк. — Какое ты точное слово нашёл. Она тоже хороший медик, как и её отец. Высококлассная процедурная сестра. Отлично справляется, удачная замена.

— Вика, либо он тебя убьёт, как опасного свидетеля, либо наши тебя посадят. Тебе угрожали? Ты у него в плену? На игле сидишь? Что?

Вика молчала, ни разу на меня не посмотрев. Рефери улыбался.

— Зачем угрожать? Достаточно было показать ей одну-единственную видеозапись. Чтоб до неё дошло, КТО убил её гениального отца. Что касается привычки менять сознание с помощью химии, то это больше не требуется. Она решительно бросила пить, чем её отец обязательно бы гордился.

— Рефери сообщил тебе, что коллекцию вынес Рудаков? — спросил я. Вика остановилась и наконец посмотрела на меня. — А, таки скрыл! Хотя знал это с самого начала, со дня убийства. Ты, наследница, могла получить свои богатства давным-давно. А теперь, если выживешь и попадёшь в МУР, никаких гарантий.