— Кирие… во время войны вас не было здесь, а «Возничий»… Где он был? Спрятан?
— Как сказать. Он был в Афинах.
— А… Да. Понятно.
Тут позади меня остановилась черная обшарпанная машина. Саймон усмехнулся мне из окна:
— Доброе утро.
— Ой, Саймон! Я опоздала? Ты искал меня?
— Ответ один на оба вопроса: нет. Я рано приехал, и мне сообщили, что ты отправилась сюда. Ты уже завтракала?
— Давным-давно.
— Никогда не понимал, почему люди начинают разговаривать тоном отвратительного превосходства, когда ухитряются позавтракать до восьми. — Он открыл дверцу машины. — Садись, и поехали. А может, хочешь вести сама?
Оставив этот выпад без ответа, я быстренько уселась рядом с ним.
Когда машина, свернув за угол и набирая скорость, понеслась по прямой дороге, я без предисловий сообщила:
— Во время войны «Возничий» скрывался в Афинах. Скорее всего, в убежище.
Саймон бросил на меня быстрый взгляд:
— О? Но ведь этого и следовало ожидать, верно?
Заметив улыбку на его лице, я произнесла, словно защищаясь:
— В конце концов, именно ты вовлек меня в это.
— Я. — Наступила небольшая пауза. — Гуляла по храму?
— Да.
— Так я и думал. Я люблю там гулять примерно часов в шесть утра.
— А как же сегодня?
Он улыбнулся:
— Решил, что тебе захочется побывать там одной.
— Ты такой… — начала я и запнулась. Он не полюбопытствовал, что я хотела сказать, и я спросила не очень-то уважительным тоном: — Послушай, Саймон, ты хоть когда-нибудь выходишь из себя?
— Ничего себе вопросик!
— Да ладно, ты же умеешь читать мысли!
— Хорошо. Так, подумаем… Вчера вечером?
— Ну, об этом нетрудно догадаться. Да, разумеется. Найджел был так ужасно груб с тобой. Неужели тебе было не обидно?
— Обидно? Нет.
— Почему?
— Как можно обижаться на Найджела — он так несчастлив. У него и так нелегкая жизнь, а тут еще эта девица, в которую он влюбился. Пляшет под ее дудку. Но вчера… — Он замолчал, и в его прищуренных глазах вспыхнула тревога. — Вчера что-то было не то. По-настоящему не то. То есть я говорю не о присущей Найджелу нервозности, его характере, непризнанном таланте и не о том, что он болтается на крючке у этой ведьмы… Там что-то еще.
— А тебе не кажется, что он просто надрался? Он же сам об этом говорил.
— Может быть. Но это лишь часть беды. Он ведь, как правило, мало пьет, а вчера он выпил изрядно, хотя так же, как и ты, терпеть не может узо. Нет, что-то определенно произошло, и я бы много отдал за то, чтобы узнать что.
— Как я понимаю, он ничего тебе не сказал, когда ты вернулся? У меня возникло впечатление, что он собирался нам что-то рассказать, но тут появилась Даниэль.
— Мне тоже так показалось. Но я его больше не видел. В его комнате никого не было. Я немного подождал, а потом пошел спать.
— Вероятно, — предположила я слегка сухим голосом, — он чинил душ.
— Я тоже так подумал. Но ничего подобного. Дверь в комнату Даниэль стояла открытой. Она тоже куда-то пропала. И я решил, что они пошли погулять или же отправились в село за выпивкой. А утром, когда я проснулся, его уже не было.
Я сообщила:
— Он ушел в горы. Я его видела.
— Видела?
— Да, около семи. Поднимался вверх мимо кладбища и через сосны. Казалось, что путь ему предстоит долгий.
— Он был один?
— Да. По правде говоря, у него был такой вид, словно ему хотелось побыть одному, и я не стала его звать, а он меня, по-моему, и не заметил.
Саймон сказал:
— Что ж, будем надеяться, что он сегодня наработается и своим творчеством спустит пары. Наверное, вечером я с ним встречусь. — Улыбнувшись, он взглянул на меня. — Какие еще открытия ты сегодня совершила?
— Только одно, — не задумываясь, ответила я.
— И?..
И внезапно я совершенно спокойно стала ему объяснять:
— Собственно говоря, это мое личное открытие. Вчера мы говорили об этом с Найджелом. Вроде знаешь об этом с детства, но поняла я только сейчас.
— Так что же?
— Высказывание «твоего друга священника», как назвал его Найджел.
— Ах это. — Немного помолчав, он тихо процитировал, словно обращаясь к самому себе: — «Нет человека, который был бы как остров, сам по себе: каждый человек есть часть материка, часть суши; и если волной снесет в море береговой утес, меньше станет Европа, и так же, если смоет край мыса или разрушит замок твой или друга твоего; смерть каждого человека умаляет и меня, ибо я един со всем человечеством, а потому не спрашивай никогда, по ком звонит колокол: он звонит по тебе…» [27] Перевод Н. Волжиной и Е. Калашниковой.
Страшная цитата, верно? Но вспоминать ее следует почаще.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу