Мэри Стюарт - Костер в ночи. Мой брат Майкл. Башня из слоновой кости [сборник]

— Может статься, саму страну. Бог свидетель, она кого угодно взволнует. Могло бы это заинтересовать твоего отца?

Саймон рассмеялся:

— Он тоже был античником. И лет за десять до войны побывал здесь.

— Ага. Ясно. Это меняет дело.

— Я тоже так думаю. Нет-нет, я прав. Он что-то нашел, Камилла. — Легкая пауза, и вновь этот неясный нервный трепет, когда Саймон решительно добавил: — И я почти уверен, что знаю, что это, хоть и не могу утверждать. А для начала хотел бы выяснить, где именно погиб Майкл и как.

Очередная пауза. Он, должно быть, опять подумал о моих возражениях, потому что сказал задумчиво:

— Нет, если учитывать все обстоятельства, то я прав. Хоть это и выглядит несколько странно. А может, права ты, говоря об «эмоциях», — хотя это и не свойственно Майклу. На первый взгляд он казался несерьезным, легкомысленным, и лишь через некоторое время ты начинал понимать, что он гораздо сильнее, чем кажется, — более цельная натура.

«Как и младший брат Саймон…» Мысль явилась так ясно и так кстати, что я ужаснулась, как бы не произнести ее вслух. И еще было неуютное чувство, будто он знает, о чем я подумала.

Я быстро и совершенно по-идиотски выпалила:

— А вот и Арахова.

Это было одно из самых бестолковых замечаний. Нас тесно обступали стены; цветастые ковры, по-прежнему висящие перед ярко освещенными магазинчиками, едва не задевали борта машины. Два-три ослика без поклажи свободно бродили по улице. На стене чьего-то сада я увидела козу. Она злобно сверкнула на нас глазами, отскочила в тень и пропала. Нас окутал уже знакомый запах пыли, навоза, паров бензина и кислого вина.

Саймон остановил машину точно на том месте, где она стояла днем.

Он выключил мотор, мы вышли и направились к той самой тропинке, на которой я впервые увидела его. Напротив дорожки расположилась одна из деревенских кофеен; в выбеленном зальчике, который выходил прямо на дорогу, виднелась дюжина столов. Почти все были заняты. Мужчины смотрели на нас… или нет, на меня они не смотрели. Они все смотрели на Саймона.

Он остановился у начала дорожки и положил мне руку на плечо. Я заметила легкий, настороженный взгляд, брошенный на группку мужчин, — вот он чуть задержался, скользнул вниз, и Саймон улыбнулся мне.

— Теперь наверх, и смотри, куда ступаешь. Ступеньки в земле ненадежные, к тому же ослики разместили там несколько весьма опасных мин. Стефанос, естественно, живет на самом верху.

Я подняла глаза. Дорожка была примерно фута четыре шириной и довольно крутая. «Ступеньки» находились слишком далеко друг от друга, и казалось, эти ребристые куски Парнаса никто и не думал обрабатывать. Ослики — целое стадо здоровых ослов — не раз посещали эту тропу. Где-то в вышине тускло светился огонек.

Неизвестно почему я вдруг задумалась, во что же, собственно, я ввязалась. ЭЛАС, Стефанос, человек по имени Майкл, умирающий на Парнасе и истекающий кровью на дельфийской земле, — все это взялось словно из ниоткуда, и вот передо мной крутая темная тропа, и рука Саймона лежит на моем плече. Очень любопытно, что же все-таки скажет Стефанос?

Внезапно я поняла, что не хочу этого слышать.

— Аванти!

Голос Саймона звучал весело.

Я отбросила трусливые сомнения и ступила на тропу.

Домик Стефаноса — маленькое двухэтажное строение — помещался на самом верху лестницы. На нижнем этаже, выходящем прямо на дорожку, обитали животные: ослик, две козы и шумная стайка тощих кур. Каменная лестница вела вдоль стены на второй этаж, где и жила семья. Верхняя лестничная площадка — широкая бетонная платформа — служила одновременно террасой и садом. Горшки со всяческой зеленью теснились на низких перилах под сводом сплетенных из веток шпалер с виноградом. Саймону пришлось пригнуться, чтобы не задеть тяжелые гроздья, но одна прохладная кисть ласково коснулась моей щеки. Из-за приоткрытой двери падал свет и золотил усики винограда. Жаркий маслянистый запах семейного ужина мешался с запахами козы и ослика и вязким мускусным ароматом герани, которую я случайно задела.

Нас услышали, когда мы поднимались. Дверь отворилась, и появился старик, в тусклом свете казавшийся огромным.

Я остановилась. Саймон стоял в тени позади меня. Я шагнула в сторону, чтобы пропустить его, и Саймон ступил вперед, протянул руку и произнес какое-то приветствие на греческом. Старик молчал и пристально нас разглядывал. Губы его приоткрылись словно в невольном восклицании, но он сдержался. И вежливо произнес: