Марина Серова - Душа в черной маске

А уж когда я свернула с главного шоссе на дорогу, которая вела непосредственно к городку, то стало ясно – я попала в местную, поволжскую Швейцарию. Именно так претенциозно и называлась эта местность. Военный гарнизон, несколько предприятий, перерабатывающих сельхозпродукцию, леса и холмы вокруг, молочные фермы и, наконец, завод каких-то сеялок-веялок, который и давал жизнь городку Аткарску. Да и то благодаря зарубежным инвесторам.

Я въехала на центральную улицу городка и поехала чуть в гору – сама улица спускалась с вершины холма к речке.

Здесь в ряд выстроились пятиэтажки, на которых с гордостью были отмечены большими цифрами года, когда они строились. К одной из этих пятиэтажек и лежал мой путь. Вот наконец и она, почти на вершине горы – дом номер восемнадцать, квартира двадцать пять.

Еще накануне я связалась с Наташей, предупредила ее о том, что хочу приехать на похороны, и просила оказать мне содействие в беседе с родителями. Я понимала, что им не до меня, но все это было необходимо.

Я подъехала в тот момент, когда на улице собралась уже приличная толпа народа. Это было неудивительно – смерть молодой девушки для городка, подобного Аткарску, является событием абсолютно незаурядным.

Я встала в стороне от близких для Маши людей. Вскоре ко мне подошла пожилая женщина в платке и сама завела разговор.

– Вот ведь как бывает, – подала она голос. – Уехала, значит, в город и убилась там… Говорила же – не езжай, нечего там делать. Здесь бы нашла себе мужика хорошего да зажила бы… Ну что поделаешь, если сейчас жизнь такая, что мужчины не могут много зарабатывать. Нет, хотелось ей красивой жизни. Вот и дохотелось…

– Вы извините, – прервала ее я, – а вы не знаете, почему она так поступила?

– Ну как почему… – рассудительно продолжила женщина. – Потому что денег не хватало. Сейчас ведь у вас, – она укоризненно посмотрела на меня, – мысли-то все о миллионах… Вот у нас такого не было, в наше-то время.

Я поняла, что имею дело с представительницей дремучего старшего поколения. Естественно, возражать я не стала, а деликатно спросила:

– А что, разве у Маши было это самое стремление к красивой жизни?

Женщина в платке ничего не ответила. Может быть, потому, что именно в этот момент гроб вынесли из подъезда пятиэтажки и установили на табуретках. Начались тягостные минуты прощания. Причитавшие старухи, сдержанная скорбь мужчин – все было до боли знакомо и буднично. Если, конечно, будничность – слово, уместное для похорон.

Я увидела Наташу. Девушка поддерживала пожилую женщину, видимо, мать. Наташа заметила меня и кивнула.

Похороны прошли как обычно. Уже после того, как все вернулись с кладбища, меня представили матери.

– Мама, это Татьяна, она расследует смерть Маши, – сказала Наташа, подводя меня к женщине в черном платке.

Мать всхлипнула, но уже через несколько секунд взяла себя в руки.

– Александра Петровна меня зовут, – представилась она. – Проходите, сейчас поедите, потом мы с вами поговорим. Хотя я и не знаю, что вам сказать! У меня просто волосы дыбом!

И Александра Петровна снова заплакала, а Наташа принялась ее утешать.

Поминки не оставили особого следа в моей памяти. Мужчины, по русской сельской традиции, пили водку большими стаканами, и некоторых к концу поминальной трапезы пришлось поддерживать, выводя из столовой. Особенно усердствовал молодой парень, обликом напоминавший одного из героев фильма «Трактористы» – такой же простой, обычный деревенский житель. Собственно, и запомнился он только потому, что друзья выносили его из-за стола.

«Напился, как дурак на поминках», – пришла мне в голову пословица. Но, в общем, не мне судить народ, решила в конце концов я. Мало ли кто это был и какие чувства его обуревали. Хотя я и отметила, что неплохо было бы задать уточняющий вопрос Александре Петровне.

Но спрашивать мне не пришлось. Когда наконец поминки закончились и родственники вернулись в квартиру, а вместе с ними и я, Александра Петровна первой покачала головой:

– Но Васька-то, надо же, а! Вот это глохтать-то он здоров!

Хмурый отец Маши только сдвинул еще сильнее брови в ответ на это замечание жены.

– Это он от горя, Шура, от горя! – вдруг вступилась какая-то родственница. – Ведь любил он Машку-то твою, любил!

После этого эмоционального заявления Александра Петровна снова пустилась в плач, и они завыли на пару с этой самой родственницей. А Наташа тихонько объяснила мне: