Марина Серова - Душа в черной маске

Подошедший Валерий Григорьевич пытался вклиниться в разговор, узнать, что случилось, но Глазов резко остановил его, попросив сидеть тихо и ни во что не вмешиваться. Жимов успокаивающе поднял ладони вверх и далее сидел как паинька.

– У меня к вам стандартные в данном случае вопросы, Антон Владимирович, – вздохнула я. – Что за отношения у вас были с Гавриловой, что вы знаете о ее окружении и так далее…

– Отношения? – скептически пожал плечами Глазов. – Самые обычные, преподаватель – ученица. У Маши очень хорошо шел английский язык, я давал ей дополнительные задания, которые она сама просила. Несколько раз мы встречались вне стен института, вот и все.

– Извините за прямоту, но… Ничего выходящего за рамки этих отношений не наблюдалось? Поймите меня правильно…

– Ничего страшного, – перебил меня Глазов. – Ничего того, что вы имеете в виду, не наблюдалось. Вы что же, вздумали меня подозревать сразу же, да? – И тут же ответил на свой собственный вопрос: – Да-да, конечно, это же ваша работа, я понимаю… Но я ничем особо вам помочь не могу. Вы спрашивали про окружение? Но я мало что знаю, ведь я преподаватель, а она студентка… Вам бы поговорить с ее подружками по группе.

В этот момент к столу Глазова подошел тот самый солидный товарищ по имени Николай Терентьевич и положил перед молодым преподавателем свернутую бумажку. На его вопросительный взгляд Николай Терентьевич коротко ответил:

– Просили передать.

Антон Владимирович развернул бумажку, прочитал, нахмурился и быстро свернул ее обратно.

– Так вот… Значит, вам нужно поговорить с подружками… Но сейчас, по-моему, – он взглянул на часы, – идут занятия, я не знаю, как вам лучше поступить…

Я заметила, что Антон Владимирович как-то занервничал и забеспокоился, причем наступило это аккурат после того, как он прочел послание от неизвестного мне персонажа. Но это в принципе могло ничего и не означать.

– Ну а все-таки, с кем мне лучше всего поговорить? – не отставала я.

Глазов задумался, вздохнул и после некоторой паузы ответил:

– Ой, я не знаю даже… Вы извините меня, – взглянул он на меня, – все это так неожиданно, я, можно сказать, волнуюсь, потому что Машу я очень уважал, одна из самых лучших наших студенток…

Я кивнула в знак понимания. А Николай Терентьевич, подойдя к нам второй раз, принялся расспрашивать меня о том, что случилось.

Разговор с Глазовым, по сути, был скомкан, потому что мне пришлось объяснять все по новой. С другой стороны, я не очень расстроилась, потому что и так было понятно – Антон Владимирович на самом деле ничего не знает.

Завершив краткие комментарии к случившемуся, я вручила Глазову свою визитку и, уточнив, где занимается сейчас группа, в которой училась Гаврилова, покинула кабинет. За мной пытался увязаться неугомонный Жимов, но его удержал Глазов, за что я ему была очень благодарна.

Дальнейшие мои скитания по институту ни к чему не привели. Разговор с куратором группы позволил установить – Гаврилова была примерной студенткой, участвовала в общественной жизни и все такое прочее.

Одногруппницы пожимали плечами, выражали скорбь и печаль.

Однако я выяснила, что за Регина приходила к Маше. Ее фамилия была Найденова, но ее-то в институте мне обнаружить как раз не удалось.

– Нет ее, уже второй день, – пожали плечами одногруппницы.

– А где она может быть?

– Не знаем, мы особо с ней не общаемся. Может, загуляла, может, еще что…

– Загуляла? – переспросила я. – А что, она склонна к этому?

На меня слегка снисходительно посмотрела юная студентка, которая была младше меня всего-то на каких-то семь или восемь лет. В ее глазах читалось: «А кто не склонен? Если вы уже переросли этот возраст, то это ваши собственные проблемы!» Я не стала комплексовать и пускаться в философствования по поводу утраченной беспечной молодости.

Мне важно было установить, где Регина Найденова находится, и поговорить с ней. В конце концов на руках у меня оказался ее адрес, и после института я сразу направилась к Регине домой.

Это был единственный положительный результат моего посещения института. Но потом выяснилось, что я рано обрадовалась – дверь мне никто не открыл, Регина словно сквозь землю провалилась.

Дорога в Аткарск. Так можно было коротко и емко охарактеризовать два часа моего времени в то утро. Осенний пейзаж радовал – главное, что светило солнце.

Два раза переезд через железную дорогу, стоянки перед шлагбаумом – возможность перевести дух и спокойно покурить. Холмы, причудливые изгибы шоссе, постоянные то подъемы, то спуски.