Фредерик Дар - Убийца. Бесполезное расследование

К счастью, Эрминия с ее мягким голосом и ясным взором поспешила прийти мне на помощь:

— Видите ли, парень наверняка отправил посылку самому себе. Но мы ищем его по очень серьезному поводу. И если выясним, куда отослали посылку, то узнаем, где он сейчас живет.

Неумело размалеванная рожа почтарки снова расцвела. Но тут же помрачнела: адреса она не помнила.

Тут нас с Эрминией охватил испуг. Надо же, у самой цели!..

— Я не помню…

— Ну, пожалуйста, постарайтесь!

— Помню только, что адрес где-то на юге… Я сама с юга, и каждый раз, когда отправляю туда письмо или посылку, мне хочется оказаться внутри…

Юг! Да, это совпадало с планами Рапена… Только юг ведь большой…

— И все же — подумайте…

— Я думаю. Но разве тут вспомнишь? Почти три недели прошло… С тех пор столько всего отправляла… Нет, ничего не выйдет.

Это было сказано совершенно определенно.

Эрминия потянула меня за рукав.

— Пожалуй, все же стоит дать мадемуазель еще десять тысяч франков за Труды.

Еще не понимая, я раскошелился на широкоформатную. Почтальонша пустила ее той же дорогой. Потом смущенно встала:

— Извините, мне пора…

Прежде чем уйти, она прошептала:

— Спасибо…

Когда она скрылась, я взорвался:

— Ну ты даешь! Десять штук за провал в памяти!

— Она все же предоставила нам одно ценное сведение.

— Так за это я ей уже заплатил…

— Нет, я имею в виду место назначения посылки.

Какое же?

— Такой драгоценный груз Рапен, скорее всего, отправил ценной бандеролью.

— Ну и что?

— А то, что он наверняка сохранил квитанцию: ведь квитанцию на двадцать миллионов в урну не бросают. А на квитанции обязательно указывается фамилия и адрес получателя!

Пусть говорят, что хотят, но в тяжелых случаях ничто не может сравниться с женской изобретательностью. Особенно если речь идет о такой женщине, как Эрминия…

Признаться, я уж было запаниковал. Был полдень четырнадцатого числа. Вечером следующего дня на одном из почтовых отделений Франции посылку неизвестных мне размеров должны были предать забвению. Двадцать четыре миллиона рисковали оказаться в заклеенном почтовом мешке и навсегда заснуть в недрах огромного отдела невостребованных отправлений.

Теперь я понимал, почему Рапен говорил, что должен вернуться во Францию не позже пятнадцатого…

Пугало меня и другое: что если почтальон ошибся и срок истекает пятнадцатого утром, а не пятнадцатого вечером?

— Бумажник Рапена у тебя? — спросила Эрминия.

Я достал его крокодиловую шкуру.

— Вот…

— Ну-ка, посмотри хорошенько.

Я опустошил все кармашки; никаких квитанций там не оказалось.

Я ругался, как извозчик, засовывая бумажник обратно в карман. С террасы нашего кафе были видны горы, и эти горы душили меня, как железный обруч. В них было что-то угрожающее и гнетущее…

— Не будем отчаиваться, — проговорила Эрминия. — Давай-ка лучше поразмыслим.

Но мне как раз требовалось совсем другое: действовать. Я чувствовал, как внутри меня клокочет нетерпение. Оно должно было выйти наружу по-хорошему или вырваться силой. Я подозревал, что в конце концов могу просто-напросто выскочить на улицу и прицепиться к первому попавшемуся перцу, чтоб залепить ему в морду.

— Он не мог выбросить эту квитанцию, — повторила моя подружка. — Это было бы полным безумием… Погоди: ты мужчина. Куда мужчина может положить маленькую, но очень ценную бумажку?

— Ну, в бумажник…

— В бумажнике ее нет. Так: скажи-ка, этот бумажник был у Рапена с собой, когда ты его…?

— Нет. В машине.

— А что было при нем?

Я постарался как можно подробнее вспомнить ту жуткую сцену на итальянском пляже.

Я снял с Рапена брюки, свитер, опустошил карманы и сжег все на костре. В одежде ничего остаться не могло. Хотя, впрочем… Да, в брюках иногда бывает крохотный кармашек для зажигалки — спереди, у самого пояса. Рапен мог сунуть пресловутую квитанцию туда.

Однако поразмыслив, я решил, что навряд ли: он слишком часто переодевался и не стал бы каждый раз перекладывать бумажку в другие штаны.

— Скорее всего, он хранил ее в каком-нибудь постоянном месте, — пробормотала Эрминия, словно проследив за моими мыслями.

Наши глаза одновременно устремились на машину. Как ни парадоксально, машина для путешественника — это и есть единственное постоянное место. Это как бы продолжение его квартиры…

Я подозвал официантку, которая отчаянно вытягивала шею и таращила на нас глаза. Мы вышли.