Шарль Эксбрайя - Не сердись, Иможен. Овернские влюбленные. Вы помните Пако?

— Дон Альфонсо… Тяжко признавать такие вещи, но, пожалуй, я все-таки дурак.

— Да нет же, нет, Мигель, просто ты идешь на поводу у собственных эмоций. Тебе надо поучиться лучше владеть собой.

— Вряд ли из этого выйдет что-нибудь путное, раз я не научился за столько лет.

— А вот увидишь! Я уверен: когда мы посадим Виллара в камеру, ты сразу станешь другим человеком.

— Я тоже так считаю, дон Альфонсо, но когда же это случится?

— Кто знает? Возможно, раньше, чем тебе кажется.

— А нельзя его арестовать за убийство Пуига?

— Нет доказательств.

— И однако, это наверняка Виллар прикончил его, чтобы навсегда заткнуть рот.

— Бесспорно. И это по твоей вине погиб Пуиг, Мигель. Если бы ты не рассказал дону Игнасио…

— Тем хуже… но я ни о чем не жалею. Пуиг участвовал в убийстве Пако. Как с ним разделались?

— Снова пустили в ход нож.

— Тогда остается еще раз задержать Гомеса. Он один способен орудовать ножом, дон Игнасио слишком боится запачкать руки!

— Я согласен с тобой, но нам от этого не легче.

— Как так?

— В то время, когда убили Пуига, Гомес сидел в полицейском участке Таррасы.

Комиссар рассказал Мигелю о событиях этой ночи и о том, как Пуиг, вероятно, ускользнул от Гомеса, лишь чтобы угодить в лапы другого убийцы.

— Виллара?

— Вероятно, да, но как мы это докажем? И потом, вполне возможно, что мы ошибаемся и на самом деле убийца — враг всей банды. Скажем, какой-нибудь друг Пако?

— Не думаю. Пако рассказал бы мне об этом друге.

— Тогда кто писал Виллару письма, спрашивая, помнит ли он о Пако? Ты же не думаешь, что дон Игнасио сочинял их сам?

— Нет, я знаю автора, но убийца — не он.

Мигель, в свою очередь, поведал дону Альфонсо печальную историю Хуаниты. Но его рассказ, судя по всему, не произвел особого впечатления на шефа.

— Возможно, она сказала тебе правду, а может, и солгала. Любящая женщина способна на что угодно. На твоем месте я бы понаблюдал за девушкой и постарался выяснить, где она была этой ночью.

— Означает ли это, что… вы возвращаете мне жетон?

— Найдешь его в ящике моего стола.

После того как Люхи ушел, еще раз поклявшись донье Мерседес, что они с Кончей непременно отведают завтра ее апельсинового торта, жена комиссара Мартина расцеловала мужа.

— Ты доволен, а, Альфонсо?

— Конечно.

— Что-то ты говоришь это странным тоном…

— Уверяю тебя…

— Не ври, дон Альфонсо! Опять что-то не так? В чем дело?

— Ну… все эти убитые…

— Да?

— …ножом в живот…

— В живот или еще куда — какая разница? Важно, что их прикончили, разве не так?

— Ты не поняла, Мерседес… Все они умерли от точно такой же раны, как и отец Мигеля… Ты не находишь это очень подозрительным?

Дон Игнасио возвращался от своих драгоценных цветов, когда на виллу приехал Гомес. Как только оба мужчины заперлись в кабинете Виллара, тот нетерпеливо спросил:

— Ну как, все кончено?

Андалусиец покачал головой.

— Что? Он от вас ускользнул?

Эстебану пришлось признаться, как Пуиг обвел его вокруг пальца при невольном попустительстве полицейских, которые только что выпустили его из участка.

— Так вы думаете, Пуиг теперь бросится за помощью к полиции?

— А что бы сделали на его месте вы, дон Игнасио?

— В таком случае, почему фараоны еще не явились сюда? Уже одиннадцатый час… Встряхнитесь, Гомес!

Несмотря на снедавшую его тревогу, Виллару удалось сохранить полную невозмутимость. Он тоже отдавал себе отчет, что, если Пуиг раскололся, всему конец, и мысленно разрабатывал план бегства так, чтобы пустить ищеек по следу андалусийца. Чтобы дать себе время хорошенько подумать, он включил радио. Послышалось несколько музыкальных тактов, а потом оркестр уступил место журналисту, сообщавшему утренние новости. Виллар уже собирался снова выключить радио, как вдруг дикторша сообщила, что на рассвете во дворике, примыкающем к знаменитому кабаре, управляющим которого он был, нашли тело Хоакина Пуига, убитого ударом ножа.

Гомес вскочил и обалдело уставился на дона Игнасио. Тот улыбался.

— Ну что ж, Эстебан! Как видите, вы напрасно волновались. Хоакин ничего не расскажет полиции.

— Дон Игнасио, я снимаю шляпу! Вы куда круче меня. Но как вы догадались?

— О чем?

— Во-первых, что Пуиг удерет от меня, а во-вторых, что он вернется в кабаре?

— Да ни о чем я не догадывался! Вы что, решили меня разыграть, Гомес?

Андалусиец окончательно перестал понимать что бы то ни было.