Татьяна Шахматова - Удар отточенным пером

Она широко шагнула влево, намереваясь обойти Бориса, как клумбу с цветами, однако следователь тоже сделал шаг в сторону и снова преградил ей путь.

– Немедленно прекратите! Что вы себе позволяете?! – крикнула Миллер еще громче и вдруг решительно двинулась прямо на Бориса, как будто вспомнила, что может проходить сквозь предметы.

Ее идеально прямая спина и развевающееся красное знамя подола намекали на то, что она собирается протаранить следователя насквозь и что намерения ее самые серьезные. Борис не двигался. Однако так же неожиданно, как атаковала, Миллер дала по тормозам буквально в одном сантиметре от голубого кителя и резким движением завела за спину обе руки.

– Не трогайте меня, у вас нет такого права! – сказала она нарочито громко.

На глазах улюлюкающей и свистящей публики Борис выставил перед собой раскрытые ладони, показывая, что в его руках ничего нет и они на виду, но пропускать Аду Львовну он тем не менее не намеревался.

Тогда Миллер развернулась на 180 градусов и поспешила к выходу с противоположной стороны сцены.

Я не мог не восхититься быстротой смекалки Ады Львовны. Это была чистой воды психология. Миллер прекрасно знала, что своими вопросами мы приперли ее к стенке, но не менее четко эта дама понимала, что лингвистические аргументы для большей части аудитории – всего лишь напрасное сотрясание воздуха. А вот тот факт, что администрация завода привлекла к делу Следственный комитет, представитель которого пытался незаконно задержать эксперта со стороны профсоюза… Да с применением силы… Этот аргумент понятен любому.

На пути к другому выходу Миллер была вынуждена снова пройти по сцене и встретиться с Викторией, которая как раз направлялась нам навстречу.

Услышав гулкий звук удара и резкий женский вопль, мы не сразу поняли, что произошло. Публика дружно ахнула. На несколько секунд воцарилась глубокая тишина.

– Черт! Я, кажется, ногу вывихнула, – прошипела Виктория из-под сцены, куда она только что приземлилась.

– Вы… Вы соображаете? – подбежавший Борис накинулся на Миллер, которая в растерянности переминалась на краю парапета. – Вы вообще понимаете, что вы сделали? Это же причинение тяжких телесных… Вы же педагог…

– Но это не я! Я ничего не сделала, – пробормотала Миллер, пытаясь заглянуть под сцену. – Виктория, с вами все в порядке?

Я аккуратно оттеснил Аду Львовну и спрыгнул вниз, хотя вряд ли мог бы быть сильно полезен со своим гипсом. Прыжок сразу же отомстил острой болью от лучезапястной кости до самого локтя: кончилось действие лекарства. В эту же секунду любопытствующая толпа ринулась к сцене, где людей уже отлавливали подоспевшие охранники телеканала и сотрудники полиции, однако каким-то чудом несколько журналистов все же проникли на «ринг» и уже совали Виктории и ее оппоненту свои диктофоны и камеры.

– Ада Львовна, зачем вы толкнули эксперта Берсеньеву?

– Это несчастный случай или намеренный толчок?

– Виктория, как вы себя чувствуете?

– Что вы думаете о методах профсоюза?

– Будете ли вы подавать заявление за причинение вреда здоровью?

Стараясь игнорировать микрофоны и их назойливых владельцев, я пытался одной рукой снять с Вики туфлю. Наконец с помощью Бориса это мне удалось. Вика ошиблась. Это был не вывих. Это был перелом.

– Забрала заявление?!

Я не мог поверить своим ушам.

– Но ведь все видели, как Миллер толкнула ее! Это студия. Там были камеры!

– К сожалению, та камера, что была направлена в нужный сектор, сняла с неудачного ракурса, – ответил Борис, как всегда, без особенных эмоций в голосе, но кривая полуулыбка на его лице говорила о том, что он крайне недоволен.

– Были очевидцы!

Борис закатил глаза.

– Ты свою тетку, что ли, не знаешь? Сказала «нет». И все. Она даже отказалась составить заявление на эту профессоршу из-за ее подложной экспертизы. А без Викиного заявления я дело завести не могу. Я же не филолог. Если бы я не знал Вику, подумал бы, что это подкуп или сговор.

– А сейчас вы что думаете? – осторожно поинтересовался я.

Следователь сделал руками неопределенный жест.