AlmaZa - Герой женского общества [СИ]

— Опять? — Она подняла глаза на хирурга. — Да в чём дело?

— Ой, прости, я забыл!

— Джинни, что случилось? — спросил Шуга.

— Да он не чокается со мной весь вечер, как будто я прокажённая какая-то!

— Я не придавал значения… — начал сочинять что-то мужчина, пьяно улыбаясь так, как будто его поступки были милыми шутками или заигрыванием. Джинни попыталась найти поддержку в ком-нибудь, кто всё видел, но все были слишком навеселе, чтобы уследить и заметить, каждый был занят разговором с кем-нибудь, хозяйка убежала за чем-то на кухню. Джинни повернулась к Юнги, огорченная и скисшая.

— Он, правда, постоянно убирает руку! Что не так?

— Забей, — махнул на него Шуга. — Чмо и в Африке чмо. — Обозначенный тремя ругательными, но не самыми, буквами, тем временем вновь стал заливать кому-то за столом о своей профессиональной деятельности. Бедный парень, ставший жертвой научного просвещения, просто сидел и не знал, как прекратить увлекательную пропедевтику в сфере носовых хрящей и правильной их коррекции.

— Ведь я, как хирург… — проповедовал тот, на чём Джинни окончательно сорвалась и, развернувшись, ляпнула:

— От слова «хер»? — Её вставка была такой резкой и громкой, что ближайшие к ним люди замолчали, наблюдая тотчас возникший конфликт. Мужчина прищурился, выдержав паузу, после которой с ненавистью прошипел:

— Что? — Поняв, что, возможно, не следовало срываться и ввязываться, Джинни попыталась дать отступного:

— Что, не слышал такой шутки? Художник от слова «худо», хирург от слова «хер»…

— А ты тогда от какого слова? — переходя в откровенную агрессию продолжил противный тип. — Что ты из себя представляешь, а? Да ты знаешь, сколько у меня клиентов и каких? Ты знаешь, сколько мне платят за одну операцию? Я хирург такого уровня, что твоё замечание просто бред. Ты своё мнение при себе оставь, мне оно не интересно, что ты понимаешь-то вообще? Или что, думаешь, выпятила свою жопу в коротких шортах и всё можно? В этом твоё достижение главное? — Джинни не успела парировать, да уже и передумала спорить, ей хотелось отвернуться и уйти, или досидеть до конца в дальнем углу, но поднялся Шуга, поддёрнувший рукава своего пуловера.

— Слышь, херург, — выделил он неправильную гласную, — а ты сам себе пластику сделать сможешь?

— Чего?

— Придётся научиться. — Размахнувшись кулаком, Юнги резко обогнул стол и, подняв мужчину с дивана, зарядил ему со всей силы в центр лица. Вместо обороны и какого-либо ответа, тот обмяк и со стоном завалился назад, придерживая разбитый и кровоточащий нос, не в силах предпринять никаких обратных действий. Девушки вскрикнули, парни напряглись, на минуту испугавшись завязавшейся драки. Шуга эту минуту простоял, нависая сверху над оппонентом и ожидая, противопоставят ему что-нибудь или нет, но, не дождавшись, развернулся, подошёл к Джинни, взял её за руку и повёл к выходу.

Они сели на качели во дворе, чтобы остыть и осмыслить произошедшее. Джинни было стыдно, ей казалось, что абсолютно всё из-за неё, что она виновата, но когда она попыталась объяснить это Юнги, тот категорически заявил, что таким моральным уродам надо бить морды в любом случае.

— Ты хотела знать, что ты сделала не так? Ты красиво выглядела, Джинни, и вызывающе. Ты пришла сексуальная, он тебя хотел, может неосознанно, даже не подозревая этого, но ты бы ему никогда не дала, и его это тоже где-то глубоко внутри бесило.

— Прости, ты говорил, чтобы я не надевала эти шорты…

— Эти или другие, он наверняка при любом поводе любую красивую девушку пытается опустить. Из него комплексы бьют гейзером. Ты слышала, как он со своей девчонкой разговаривал? «Принеси!», «подай!», «быстрее, женщина!», и таким тоном, будто царь. И из всех присутствующих девчонок с ним пришла — самая стрёмная.

— И та с ним из-за денег, — озвучила Джинни вслух то, о чём говорили в компании, но чего ещё не говорила Юнги.

— А я и не сомневался. Он пытается продемонстрировать свой ум, но всем скучно, он говорит о деньгах, но они интересны только тем, кто неинтересен ему, внешне он — ничего примечательного. Он хочет что-то собой представлять, но слишком обижен на невнимание этого мира к себе — или на то, что ему до того, как разбогател, не давали, — чтобы делать это адекватно. Он обречён завязнуть в материальном, пытаясь забраться на вершину духовного. Он там что-то о буддизме втирал, честное слово, мне смешно стало. Фальшь и самомнение, не имеющее опоры. Но я могу его понять, во мне тоже куча комплексов.