Вильям Вальдман - Точка отсчета

- Я начну с того, чем ты закончил: «Не пытайтесь убедить меня в ином». Знаешь, почему ты не хочешь, чтобы я пытался? Боишься. Именно боишься,- подтвердил Лиговский, не обращая внимания на протестующий жест Дика,- ибо тогда вся твоя конструкция, которую ты сейчас взгромоздил передо мной, рухнет и погребет тебя под своими обломками. Милый мальчик, я тебя высчитал: ты шел сзади… И не крикнул.

Дик нахмурился, сел на подоконник, стал рисовать пальцем на стекле замысловатые фигуры.

- Все, что ты здесь плел,- бред. Какое право ты имеешь выступать от имени всех. К счастью, твое поведение опровергает твои же тезисы. Ведь сей час ты кричишь мне: «Я взял чужое». Значит, ты честен по большому счету, а там, на дороге, на тебя нашло затмение. Дьявол попутал. Думаю, ты в силах его одолеть. Ведь честность - понятие конкретное и не может зависеть от суммы, которую положили на другую чашу весов. Я почему-то за тебя спокоен, может, даже больше, чем ты сам. Ты поступишь как надо.

Дик спрыгнул с подоконника, подошел к книжному стеллажу, поставил на место томик Грина. На полке было тесно, и он едва успел подхватить на лету небольшой альбом, из которого выпал к ногам пожелтевший лист бумаги. Дик поднял его, бросил взгляд на кривую, неумелую строку: «Милый папа я тебе люблю. Да свидания», осторожно вложил записку в альбом. Как смешно написано,- сказал Дик и снова сел на подоконник.- Кто автор?

- Написано смешно,- согласился Лиговский.- Автор мой сын.

- Сын?- поразился Дик.- Я и не подозревал, что у вас есть сын. Сколько же ему было, когда он это писал?

- Шесть.

- А сейчас?

Моряк выбил пепел из трубки, помолчал.

Ему так шесть и осталось. В августе сорок первого транспорт с беженцами торпедировала немецкая подлодка. А записку соседка мне передала после освобождения города… Да, так вернемся к нашим баранам: ты говорил, что отвергаешь обобщенные понятия. Я тебя правильно понял?

Дик кивнул.

- Ну, а такие понятия, как «эпидемия», «вой на», «землетрясение»- ведь они, при всей их абстрактности, согласись, имеют грозный характер. Или ты их тоже отвергаешь?

- Я к ним нейтрален. Что-то не улавливаю идеи.

- Какой смысл волноваться, сходить с ума, умирать от страха, если в мире происходят события, ход которых я не могу изменить. Я вмешиваюсь лишь в подвластные мне события. Правда, здесь есть одно «но». Нужно быть достаточно мудрым, чтобы отличить первые от вторых. Все людские беды произрастают от неумения их дифференцировать.

- Ты неправ, то, что ты проповедуешь,- это философия страуса, который в момент опасности прячет голову в песок. Если бы люди не боролись за мир, не создавали вакцины, не строили электростанции, цивилизация давно уже перестала бы существовать. И тот факт, что мы сей час имеем возможность разговаривать,- результат вмешательства людей, вмешательства во все, ибо человеку все подвластно.

Лиговский подошел к камину, помешал кочергой угли, сел в кресло. Флинт дремал на подстилке, изредка подрагивая во сне.

- Видел бы Хирин вашу самодеятельность,- кивнул Дик в сторону камина.- Насколько я понимаю, до такой степени переоборудовать квартиру не дозволяется. Нарушаете правила пользования…

- А я с ним в дверях разговариваю, в комнату не пускаю.

- По-видимому, вы себя чувствуете не настолько честным, чтобы позволить начальнику ЖЭКа увидеть ваши художества?- невинно осведомился Дик.

Лиговский, скрывая смущение, расхохотался, едва успев пой мать падавшую изо рта трубку.

- А ты силен,- констатировал хозяин.- Клянусь Нептуном.

Давно погасла трубка, а Лиговский! продолжал сидеть у камина. Разговор с Диком вывел его из душевного равновесия. Его всегда привлекали в Дике непосредственность, острота суждении и прямолинейность. Вот и сейчас он здорово его поддел с камином. Вспоминая весь сегодняшний разговор с Диком, Лиговский все время ощущал чувство неловкости. Он понимал, что не смог переубедить Дика. Да еще этот злосчастный камин. Явное доказательство того, что честность - понятие относительное, усмехнулся Лиговский. А ведь честность для него всю жизнь была самым главным, определяющим все его поступки качеством. Он гордился этим и нередко в шутку говаривал, что не обладает качествами, дающими основание продвинуться по служебной лестнице. Он возвел честность в абсолют, сделал ее своим идолом, которому верно служил, но оказывается -все это миф. Ему вспомнились еще несколько случаев из его жизни, когда так же, как с камином, он соизмерял поступок с принципом - кому от этого станет хуже. А раз никому, то так поступать можно.