Геннадий Сорокин - Смерть со школьной скамьи

— Скорее всего, коляску для малолетки стибрили, — предположил агент Итальянец. — Если бы взрослая баба была, понты бы пулять не стала. Знаю я одну бичевскую семейку, дочка у них на сносях, вот-вот родит. Схожу, гляну, что к чему.

С Итальянцем, самым ценным своим агентом, я всегда встречался в кинотеатре «Ударник». В оговоренное время я со служебного входа заходил в кинотеатр, своим ключом открывал мастерскую художника. Если мастер был еще на работе, то я отправлял его в фойе, поболтать с билетершами. В это же время Итальянец брал билет на дневной сеанс. Как только начинался фильм, он выходил из зрительного зала в мужской туалет, немного «ошибался» дверью и попадал в мастерскую. Получив задание, Итальянец возвращался досматривать фильм. По этой схеме я больше ни с кем из агентов не встречался.

— Николаевич, — Итальянец был старше меня на двадцать лет, но обращался всегда по отчеству, — а что за кипеж такой странный с коляской? Ее что, у дочки почтенного человека умыкнули?

— Потерпевшая — обычная баба, но тут дело принципа.

— Если дело принципа, то это серьезно. Тут я постараюсь. — Итальянец протянул руку, щелкнул пальцами.

Я отсчитал ему три десятки.

— Скупо платят в вашей милиции, — сказал он, пряча деньги в карман брюк.

— Завербуйся в КГБ, у них наверняка оклады выше.

— Я пошутил, — серьезно ответил он. — Так-с, с заданием все понятно, про Голубя я тебе рассказал. Вот еще что, Николаевич, слышал я про одного залетного фраера-домушника…

Раскрытием кражи детской коляски я хотел утереть нос Зыбину. Уж слишком не понравился мне его тон во время нашей последней беседы.

К семи часам вечера я отошел от вчерашних приключений, и у меня изменился жизненный настрой. Если вчера, после освобождения, да еще после рюмки водки я бы выложил Вьюгину все, что узнал о нем и о Лебедевой, то сегодня я уже не горел желанием делиться с начальником возникшими в отношении его подозрениями. Выспавшись и отдохнув, я стал осторожнее.

«Как знать, а вдруг Вьюгин — убийца, а его скорбь на похоронах — это просто умело разыгранный спектакль? Если убийца — он, то его разоблачение — это дело ближайших дней. Лучше всего мне вернуться в зрительный зал и оттуда понаблюдать за развитием пьесы. В ней, кстати, с каждым днем все больше участников. Впору программку попросить, чтобы не запутаться, кто с кем в каких отношениях состоит».

К вечеру и у Вьюгина изменилось настроение. Теперь это был не удрученный навалившимися невзгодами мужчина средних лет, в прострации рассматривающий дверь собственного кабинета, а уверенный в себе милицейский руководитель, способный постоять за себя и своих подчиненных.

Когда я вошел, Вьюгин разговаривал по телефону. Судя по самодовольной ухмылке, разговор доставлял ему удовольствие.

— Зря вы так, Василий Семенович. — Начальник райотдела жестом указал мне на место за приставным столиком. — Ноль два процента — это не минус, а самый настоящий плюс! На полугодие я добавлю еще чуток и выйду на полпроцента лучше прошлого года… А я-то тут при чем? Если Кировский отдел валит показатели, то пусть у Золотарева голова болит… Василий Семенович, только из уважения к вам! Завтра пожертвую на благо города три кражи, больше не могу… Нет, нет, откуда! Я по хулиганам сам процент не тяну… Алиментщика дам, но только одного.

— Город по апрелю месяцу показатели не вытягивает, — сказал Сергей Сергеевич, положив трубку. — А у нас-то еще резервы есть. Мы пока на коне. Ну, рассказывай, куда ты делся на похоронах и как тебя в КГБ занесло.

Стараясь не вдаваться в мелочные подробности, я рассказал Вьюгину об основных событиях вчерашнего дня и начала ночи.

— Значит, так, — выслушав меня, сказал он, — про Солженицина и порнографический рассказ — это туфта. Это они тебя так калибровали, настраивали на предстоящий разговор. Я не знаю, какими методиками они пользуются, но одно могу сказать тебе со стопроцентной точностью: никогда комитетчики своих дел при постороннем обсуждать не будут.

— А водитель?

— Если бы события не разворачивались так спонтанно, то я бы решил, что даже девчонки в коротких юбчонках появились не случайно. Комитетчики любят обстоятельные постановки, но тут им явно пришлось действовать по шаблону: водитель — замшелый ретроград, один из чекистов — словоохотливый балагур, второй — вдумчивый профессионал, видящий всех насквозь.

— А про «Ивана Денисовича»?

— Когда-то, говорят, этот рассказ был опубликован в журнале «Новый мир». Если бы Солженицын не ударился в антисоветскую деятельность, то об этом рассказике бы давно все забыли, и никто бы его не запрещал.