Лия Аветисян - Про любовь, ментов и врагов

– Агент – это Гюндуз Хикмет? – вспомнил Шварц рассказ месье Саргиса, и его правая рука потянулась к пачке сигарет, хотя в левой руке дымилась старая, – так я и о нем хотел поговорить…

– Я ж говорю – ты готовый сотрудник контрразведки, – улыбнулся Акопян.

25 декабря

Ида видела сон – как вспоминала. На следующий после отцовых сороковин день в рабочий перерыв пришли сотрудницы матери – продавщицы их сельмага. Прочитали молитву, принесли тазик с родниковой водой, умыли ей лицо.

– Пусть они больше не видят горя, – приговаривала подружка матери, омывая ей глаза, и женщины согласно кивали.

– Пусть они впредь слышат только благие вести, – продолжала она, смачивая водой мочки материных ушей, и женская команда откликалась сочувствующими вздохами.

– Пусть они накрывают столы только для радостных событий в семье, – омывала она ладони вдовы, и лихие продавщицы влажнели бойкими глазами от сострадания.

Тазик дали Иде (тогда еще Ано) – слить воду в ручей: передать его текучей воде право унести тяжелую воду вдовьих слез и стенаний в реки и дальше – в моря и океаны. Но до ручья идти было далеко, и Ано быстренько слила содержимое тазика под абрикосовое дерево и поспешила назад – не пропустить ничего из болтовни самых компетентных сплетниц села. Продавщицы пообедали и увели мать с собой на работу. Это называлось «сэкаhан» – вывод из траура, а точнее – право на выход из дома после тяжелой потери. А тряпичный траур в деревнях носили долго – ох как долго. Мать и Ано попервоначалу заставляла, а потом махнула рукой. Деда в тот день дома не было: еще на рассвете он увез свои ульи в горы, в ароматную прохладу альпийских лугов армянской глубинки.

Но во сне дед сидел под своим деревом, когда Ано подбежала к нему со своим тазиком.

– Что ж ты, дура, делаешь? – удивился он, – да где же это видано, чтобы собственные корни своим же горем и питали? Ты зачем дерево портишь, отравительница? – и огрел посохом по заднице.

Жгучая боль пронзила копчик Иды, как от настоящего удара. Она все порывалась прощупать его, но дед крепко держал её за плечи, не давая извернуться.

– А ведь дед никогда и пальцем меня не тронул, – вяло думала, корчась от боли, Ида и удивлялась клочьям тумана, спускавшимся на её плечи. Как ватные снежинки на детских утренниках, хлопья тумана спускались с ветвей абрикосового дерева: все крупней и крупней, пока не окутали деда, Иду и все вокруг.

26 декабря, утро

Странный выдался понедельник. Интригующий. В конвертике за сиденьем в седьмом ряду кинотеатра лежало не обычное письмо с поручениями, а крошечная рождественская открытка. Когда Ида открыла ее, чтобы прочитать поздравление Тети Цецилии, на неё пахнуло чем-то знакомым с детства. Ида поднесла к лицу и принюхалась:

– Что за ароматизатор? – задумалась она, но ничего не вспомнила.

После сеанса спустилась на первый этаж. Села за четвертый слева компьютер, что подальше от кассирш, нашарила конверт и невидящим взглядом уставилась в монитор. Вчера они здорово поддали у неё в ресторане, отмечая Рождество.

Компания была интернациональная, веселая, к ней всё клеился высокий красивый босниец, и она одергивала его только для проформы.

Боснийцу Рождество было, что коту плавки, но повод повеселиться был отменный. Как его звали? Милош. Милош Болич. Крепкий такой, широкоплечий, с прыгающими под рукавами бицепсами и безбашенный. Когда-то она заводилась даже при наличии одного из компонентов, а тут всё сразу!

Но теперь она хозяйка солидного заведения, правая рука зарубежного хозяина, Ида ханум. Так что на людях держится с достоинством. Для любовных дел у нее, конечно, припасена квартирка совсем в другом квартале, но Ида всё реже и реже пользуется ею. Все эти любовные игрища перестали её будоражить. Потому как деньги свои она давно отрабатывает совсем другим и гораздо более интересным способом. Она разгадывает и претворяет в жизнь ребусы, которые еженедельно извлекает из крошечных конвертиков в двух кинотеатрах или на дискотеке. И разгадывает так здорово, что Тетя Цецилия и Дядя Оскар души в ней не чают. Тут адреналину побольше, чем в сексе. Но гораздо сильнее, чем выполнение заданий, её будоражит предвкушение денег… И сами деньги, ритмично поступавшие в плотных аккуратных конвертах и десятикратно оседающие на банковском счету на Кипре. Но прослыть святошей тоже неправильно, так что нужно мудро балансировать на золотом сечении греха и добродетели.