Влада Ольховская - Сад камней

— Ты в своем уме? Ты по пути сюда головой ни обо что не ударялся? У тебя есть семья, идиот, — Таня и Сонечка…

— Твоя любовница и твоя дочь, — уточнил Костя.

На этот раз Андрей не ответил — просто не сумел, было видно, что он не в силах произнести ни слова. Косте пришлось говорить за него:

— Ты, должно быть, хочешь спросить, как я узнал? Не из-за Тани, она была достаточно осторожна, и она неплохая актриса. Но, как бы она ни старалась, тревожные звоночки все же появлялись. Что-то я выяснил случайно, что-то — намеренно… Правду скрыть не так просто. Только одно я не сумел узнать наверняка: Карина в курсе?

— Нет… — еле слышно произнес Андрей.

— Я так и думал. А ведь Таню мне представили, как ее подругу! Быстро ты сошелся с подругой жены, а? И с женой друга. По-моему, это слишком забавно, чтобы о таком молчать, ты не находишь?

— Но Соня… как ты узнал про Соню?!

— Вот тут как раз помог случай. Сначала мне сообщили, что она родилась точно в срок — а не раньше срока, как заверяла меня Таня. Потом, с годами, я стал замечать, что моя дочь похожа на тебя. Я пытался закрыть на это глаза, да только ничего не получалось. Ну а потом я подслушал один любопытный разговор, в котором Таня сама призналась, что дочь не от меня. Хочешь вишенку на торте? У меня вообще не может быть детей. Я и сам не так давно узнал об этом, как раз из-за Тани и решил проверить.

Он не просто признавался в этом Андрею. Костя давал ему понять, что терять уже нечего. Вся жизнь Кости развалилась на части… а точнее, он просто не сумел ее построить. Он думал, что возвел дом, а оказалось — воздушный замок.

Он еще не был стар, но чувствовал, что у него просто не хватит сил начать с начала. Да и права у него такого не было — только не после того, как сломались судьбы Валеры и Лены Лисовой.

— Я не хочу, чтобы пострадали твои дети, — указал Костя. — Все трое — Витя, Надя и Соня. Я не верю, что дети в ответе за грехи отцов. Поэтому даю тебе шанс избежать позора и потери всех денег. Я не знаю, есть ли у меня право выступать твоим судьей и позволять такую милость, но больше некому.

— Я… это не так просто, — вздохнул Андрей. — Мне нужно подумать!

— А точнее, поискать обходные пути и попытаться меня убить.

— Костя!

— Оставим лицемерие, поздновато для него. Пытайся, пожалуйста, я не запрещаю. Но у тебя сутки на размышление, и, если после этих суток я все-таки останусь жив, я приду к тебе за ответом.

Костя действительно был готов ко всему — даже к смерти. Нет, он не хотел умирать и сделал все, чтобы защититься от такой участи. А если не получится и Андрей победит… так тому и быть.

На душе у него было тихо и пусто.

— Вот, значит, как, — тихо сказала Кира.

Ей сложно было описать то, что она чувствовала в этот момент. Обиду? Негодование? Гнев? Горечь? Пожалуй, все сразу — и нечто еще, нечто, похожее на благодарность. Да, Константин Шереметьев не добился достойного наказания для Завьялова. Но он все равно сбил спесь с этого подонка!

Может, так было лучше? В суде у Завьялова был шанс откупиться, а так — нет, все почестному, он терял бизнес навсегда. На записи не было указания на то, какое решение принял Завьялов, но это и так все знали.

В две тысячи пятом году он неожиданно отошел от дел, и это для многих стало шоком. Завьялов никому ничего не объяснял, твердил только, что устал. После этого его редко видели на людях, а еще спустя два года он умер — якобы от несчастного случая. Хотя, может, так и было, Кира сомневалась, что Шереметьев был способен на убийство.

Стало ли это достойной местью за тот кошмар, который перенес ее отец? Она не бралась сказать, Кира никогда не рвалась к мести. В глубине души она была даже рада, что Шереметьев принял это решение за нее.

— Нечего его жалеть, — указал Илья. — Этот урод получил то, что заслуживал.

— А что, похоже, что я его жалею? Нет, я вообще не о Завьялове думаю.

— А о ком?

— О его детях, — ответила Кира. — На этой записи четко слышно, что Шереметьев не собирался лишать их наследства. Даже Соню, которая не была его дочерью! Напротив, одной из причин, по которой он согласился пощадить Завьялова, были как раз они, дети. Но вот прошло чуть больше десяти лет, и он кардинально поменял свою точку зрения. Почему? Что случилось в эти годы?

— Многое могло случиться. Не забывай: в две тысячи пятом они были детьми, пусть и не совсем крохами, но, по мнению Шереметьева, безвинными. А за прошедшие годы у них хватало шансов обрасти собственными грехами.