Влада Ольховская - Сад камней

Но она не успела. Вскоре после своего заветного восемнадцатилетия Кира узнала, что их комнатка продана.

— Нельзя сказать, что на этот раз матушка осознанно сделала глупость. Ее просто обманули, а она была так пьяна, что ни черта не поняла. В итоге мы остались и без денег, и без жилья. Она тогда рыдала в три ручья и била себя пяткой в грудь, убеждая меня, что все вернет через суд. А толку? Я видела, какие люди ее развели. Если бы она попыталась с ними судиться, ее труп нашли бы в какой-нибудь лесополосе, а то и вовсе не нашли бы. Пришлось срочно собирать вещи и бежать.

Вот теперь все и правда зависело от нее, но это оказалось не такой радостной переменой, как ожидала Кира. Пока ее одноклассники поступали в университеты, она искала жилье и работу. В первый год после выпуска она и думать не могла о том, чтобы учиться дальше. Но потом стало спокойней, она сняла им комнату, устроилась официанткой, позже, наловчившись, стала подрабатывать барменшей — помогала яркая внешность и умение найти общий язык с кем угодно. К следующему сентябрю она накопила достаточно денег, чтобы поступить в художественное училище.

Весь этот год ее мать, словно почувствовав свою вину, старалась сдерживаться, пила мало и дома, по дворам больше не шлялась. Но когда Кира пошла учиться, ей почему-то показалось, что теперь у них все хорошо. Раз дочь расслабилась, то и она может себе позволить.

— Говорю же, ее баловали всю жизнь, — вздохнула Кира. — Она устала быть не принцессой. Угадай, куда понесло снова нацепившую корону принцессу?

— Туда, где наливают.

— Бинго. Но наливали там не бесплатно, из дома стали пропадать деньги, а когда я, сообразив, что к чему, стала их прятать — вещи. Мои вещи, потому что у нее ничего приличного давно уже не осталось.

Может, если бы она была постарше, ей было бы легче. Но Киру сжигала обида: у нее не только отняли детство, ее погрузили в мир, где даже взрослые не всегда выживают. Она чувствовала, что может сломаться, уподобиться матери, она слишком устала бороться.

Однако сложилось иначе: ее мать умерла от воспаления легких. Кира осталась совсем одна, и это, с одной стороны, пугало ее. Но с другой, исчезло чувство, что кто-то тянет ее вниз. Кира стыдилась таких мыслей, никому не призналась бы в них, а выжечь в себе не могла. Ей стало проще дышать, ей уже было не страшно возвращаться домой. Правда, училище она так и не окончила, смысла не видела. Она поняла, что ее картины готовы покупать и это приносит не самый плохой доход. Кира осознавала, что это не работа на всю жизнь, так долго продолжаться не может. Но после всех кругов ада, которые она уже прошла, ей нужно было хоть немного покоя. Никуда не рваться, не прыгать выше головы, а просто… просто жить.

— Как видишь, хватало моментов, когда нам нужна была помощь, — закончила она. — Но что-то Шереметьев не спешил появляться в облаке радужной пыли!

— Да уж… паршиво все это.

— Не то слово. И вот на горизонте появляется он — неизвестный богатый дядюшка. Как я должна реагировать? Что думать? Вот ты как бы поступил на моем месте?

— Не знаю, — ответил Илья. — Пожалуй, тоже не поверил бы, начал искать подвох.

— Не знаю насчет подвоха, но странностей в этой истории хватает. В них я и пытаюсь разобраться. Нам бы понять теперь, на что указывают эти марки!

Разговаривая, они продолжали обходить дом, заглядывая в каждую комнату. Кира делала это скорее по инерции, ей казалось, что след прервался, ничего не исправишь.

А вот Илья не сдавался, и, открыв очередную дверь, он остановился.

— Ты чего? — удивилась Кира, оборачиваясь к нему.

— Ты точно уверена, что мы ищем именно марки?

— Что ж еще?

— Может, вот это?

Он открыл дверь нараспашку, позволяя Кире заглянуть внутрь.

За дверью скрывался деловой кабинет, просторный, оформленный в темных древесных тонах. Похоже, здесь работал мужчина — Константин Шереметьев, кто же еще! Массивная дубовая мебель, резные кресла, персидский ковер на полу… А еще — целая коллекция картин с певчими птицами на стенах.

Илья был прав, они нашли то, что искали.

Соня ничего не знала. Она к этому привыкла: порхала, как бабочка, из салона красоты на йогу, с йоги — в школу акварелей, потом — на массаж. В ее жизни все было хорошо, она не привыкла напрягаться, ей казалось, что ничего не изменилось.

С каждым днем Антону было все сложнее это выносить. Иногда ему хотелось схватить эту тупую куклу за плечи, тряхнуть изо всех сил, наорать на нее, сделать что угодно, лишь бы убрать это выражение блаженного самодовольства с ее исчерченного пластическими операциями личика.