Хорхе Молист - Возвращение катаров

Мой отец, Хуан, эмигрировал на Кубу, где много лет проработал на своего дядю, жившего в Гаване, и основал с его помощью процветающую торговую фирму. Прошло время, и он, будучи уже человеком с состоянием, женился на девушке из хорошего круга. Так родился я. Мой отец симпатизировал революции Кастро и даже тайно ее поддерживал.

На Рождество 1959 года революционеры вошли в Гавану, а Батиста и его сторонники бежали. Несмотря на подавленное настроение остальных родственников, в нашем доме торжественно поднимали тосты за будущее и новую жизнь в свободном обществе.

Очень скоро мой отец разочаровался. Новый год принес с собой новую форму диктатуры. Напряженные отношения с США вынудили Кастро обратиться к русским, и очень скоро торговля с Соединенными Штатами была запрещена.

Это полностью разорило моего отца. Кроме того, это был психологический удар для него, так как он тоже когда-то время внес в эти перемены свой маленький вклад. Он поверил в идею свободы для всех, а в итоге потерял большую часть своей собственной. Моя мать говорила: «Хуан, все идет хуже и хуже. Этот Кастро нас всех сделает коммунистами. Давай уедем, дорогой, пока еще возможно».

Они продали все, что могли, достали из кубышки небольшие сбережения и отплыли на корабле в Соединенные Штаты. Мы могли бы поехать и в Испанию, где родственники предлагали помощь, но Хуан сказал, что никогда не станет больше жить при диктатуре и выбирает свободу. Он доверился морю как широкой дороге к надежде.

Войдя в порт Нью-Йорка, мы увидели огромную статую Свободы. Я еще был слишком мал, чтобы помнить это, но мне рассказывала мама: отец держал меня на правой руке, а левой обнял мать. Затем, глядя с палубы корабля на этот чудесный символ, торжественно провозгласил: «Это родина свободных. Мы, наконец, достигли свободы!»

Начало новой жизни было очень тяжелым. Друзья, с которыми он когда-то вел дела, только и смогли, что найти для отца работу продавца на проценте. Он работал в районе, на который никто не претендовал. Его зона включала в себя Гарлем и другие бедные районы. Со своим скудным знанием английского языка и семьей за плечами отцу не приходилось выбирать.

Обычно Хуан начинал работать спозаранку. Многие из его клиентов говорили по-испански и тоже недавно прибыли в этот великий город свободы. Они не доверяли банкам и расплачивались с отцом наличными, отсчитывая доллар за долларом в подсобках магазинов. Хуан знал, что в этих местах его жизнь стоила намного меньше, чем горсть смятых купюр, полученных за товар в очередном баре.

Ближе к полудню отец старался покинуть эти опасные места, потому что к этому часу просыпались после ночных вылазок местные бандиты и прикидывали, как бы им раздобыть денег на этот день.

Именно тогда Хуан узнал, что такое страх. Не за себя, а за жизнь моей мамы и меня, если его убьют. Он знал, что мать тоже боится. И понял, что он не был свободен. Что ненавидит эту работу, хотя и не был в состоянии ее оставить из-за ответственности за семью. Ужасно было утром прощаться со мной и мамой, не представляя, что с нами будет, если этой ночью он не вернется домой. И даже в тех случаях, когда ему угрожали ножом, его страх смерти и ран был меньше, чем боязнь за нашу участь.

Он не был свободным. Как можно быть свободным, если постоянно одолевают заботы. Никто не может чувствовать себя свободным в таком состоянии.

Мой отец всегда говорит, что в Нью-Йорке есть две статуи Свободы: одна — гигантская, с серьезным и холодными лицом. Ее видно издалека, она недосягаема, холодная и суровая, как камень, из которого она сделана.

Другая — маленькая; она далеко спрятана. Эта свобода милая, обаятельная, улыбчивая и теплая. Она покрыта золотом и щедра к тем, кто способен найти ее, хотя ее видят лишь некоторые избранные иммигранты: те, кто приезжает в страну с большими деньгами и для кого все двери открыты.

Прошли годы, наш английский язык и экономическое положение улучшились. Но мой отец не был счастлив.

В один прекрасный день мы поехали на запад, снова на поиски свободы. И так мы доехали до юга Калифорнии, где отец основал небольшое дело. Оно приносило доход, но было не таким успешным, как когда-то в Гаване. Именно там мы превратились в американских граждан, там же вырос я.

— Но если твой отец так разочаровался в этой стране, зачем он принял американское гражданство?

— Не знаю точно, может быть, потому, что это было наиболее близко к его мечте. Или он просто слишком постарел и устал, чтобы продолжать искать. Как-нибудь я приглашу тебя поужинать с моими родителями, и тогда мы спросим самого Хуана.