Алла Холод: Женщина перемен

— Не ори, — прошипел он.

От прикосновения его пальцев мое горло больно сжалось. Но он продолжал давить, сжимать его. В моем мозгу успела мелькнуть только одна мысль: «он маньяк», а пальцы продолжали сдавливать мою шею. Я захрипела, забила руками по воздуху, одной рукой зацепила его гнусную рожу, и он вскрикнул от боли. Это раздразнило его еще сильнее. И он, выпустив мою шею, повалил меня на землю и начал остервенело пинать. Я и сейчас вспоминаю это с ужасом. И сейчас, когда страшное воспоминание вспыхивает в памяти, я задыхаюсь, словно мою шею передавливает чья-то рука. Проклятого наркомана спугнули случайные прохожие. Они же подняли меня с земли, попытались допытаться у меня, кто я и где живу. Телефон мой вместе с сумкой остался у грабителя. Я могла лишь пальцем показать на свой дом, затем на подъезд. Как меня довели до дома, я уже не помню, во мраке прошли и события последующих дней, которые я провела, переезжая из одного хирургического отделения в другое. Оказалось, что сломанное ребро воткнулось мне в легкое, у меня случились одновременно пневмо- и гемоторакс. Затем я переместилась в отделение челюстно-лицевой хирургии. Максим был при мне неотступно. Меня оперировали, откачивали кровь из легкого, перевязывали, кололи, лечили, опять оперировали и опять перевязывали. Меня восстанавливали. У Семена обнаружились какие-то влиятельные друзья с обширными связями в медицинском мире, и со мной возились наши светила — сначала хирурги, а потом и психотерапевты. Они исправили сломанную челюсть, сломанное ребро постепенно срослось само собой. Но кое с чем они справиться так и не смогли. Только вернувшись домой после больницы, я осознала всю глубину постигшего меня несчастья. Преступник не повредил мои связки, я могла говорить. Но я больше не могла петь. Мы с Максимом не верили в случившееся. Пробовали — и ничего не получалось. Мы, обнявшись, плакали, не в силах поверить в катастрофу. Потом он заставлял меня пробовать еще и еще. Все бесполезно. Мой голосовой аппарат отказывался подчиняться.

Не знаю, насколько усердно искали преступника, и нашли бы его вообще, если бы судьба не настигла его раньше. Когда я вышла из больницы, меня пригласили на опознание моих вещей. Я узнала свою сумку с почти целым содержимым, телефон. Даже куртку он не успел продать. Исчез только кошелек с деньгами. Сам грабитель к этому моменту был уже неделю как мертв. В полиции мне рассказали, что умер он от передозировки героина, причем у следствия было подозрение, что смертельную дозу он ввел себе не сам. Кто-то был в его квартире. Видимо, еще какой-то нарк. Непонятно только, почему он не взял мою одежду и вещи. Но этим вопросом вряд ли кто-то стал задаваться всерьез. Максим не скрывал мрачного злорадства, мне же было все равно. Какая разница, жив ли он, мертв ли? Главное, что я мертва.

Полгода я усердно посещала врачей, которых мне находили знакомые, коллеги, Сема, Максим и его родственники. Принимала лекарства. Проходила какие-то сеансы. Весной Максим, видя тщетность моих усилий, решил отправить меня на отдых и лечение в Карловы Вары. Он решил, что удаленность от места трагедии, полный покой, новая обстановка успокоят меня. Сам он поехать раньше лета никуда не мог, и со мной отправилась его мама, очень тихая и спокойная женщина. Она мне совершенно не мешала, не лезла с сочувствием, не навязывала свою компанию. Там, в Чехии, я пристрастилась к местному ликеру — бехеровке. Я заказывала в кафе кружку темного пива и рюмочку ликера. Мне нравилось сочетание этих, казалось бы, несочетаемых вкусов. Потом я стала брать две рюмочки, потом три. И обнаружила, что под воздействием алкоголя моя голова заполняется блаженной пустотой. Выпивка притупляла невыносимую боль, делала смазанными страшные воспоминания. Но главное, под воздействием алкоголя меня переставало терзать невыносимое желание. Желание петь. Напившись, я забывалась, ни о чем не думая. Ничего не желая.

На протяжении пяти лет Максим делал множество попыток вернуть мне интерес к жизни. Он предлагал родить или хотя бы усыновить ребенка, освоить новую профессию, но его усилия были тщетны. Максим быстро рос, его дела шли в гору, мы переехали в новую квартиру — огромные, просторные, светлые апартаменты на высоком этаже нового элитного дома. Из наших окон открывался захватывающий вид на водохранилище, храмы, набережную. Единственным, что меня хоть сколько-то радовало, — были путешествия, и в один прекрасный момент Семен разродился гениальной идеей: мне нужно открыть свою собственную турфирму! Он к тому времени наконец женился на хорошенькой девушке по имени Лариса. Казалось, что она целые дни проводит в заботах о своей внешности — у нее были идеальные волосы, кожа, фигура опытной посетительницы фитнес-залов. Лариса была совсем необременительна в поведении, болтала о тряпках и ресторанах, усиленно пила брют, и было совершенно непонятно, как она ухитряется заниматься каким-то бизнесом. Разговаривать о работе и деньгах она категорически отказывалась, и мы просто приняли ее род занятий как некую данность, которая существует в каком-то параллельном измерении. Лариса тоже принялась уговаривать меня насчет турфирмы — это ведь так безумно интересно! Я же прекрасно понимала, что в бизнесе ни черта не смыслю и Максиму придется заниматься делами самому или нанимать исполнителя, который и будет фактическим руководителем. А на меня в фирме станут смотреть как на никчемную дуру, которую трудяга-муж не знает, чем развлечь-ублажить.