Фридрих Незнанский - «Все на выборы!», или пуля для сутенера

— Счастливо, солнышко!

Девушка затушила сигарету и встала из-за стола.

Лазаренко проводил ее взглядом, затем достал из кармана телефон и нажал на кнопку соединения.

— Да! — бодро отозвался Кремнев.

— Егор, это Лазаренко.

— Есть что-нибудь новенькое?

— Да. Лера работала на человека по кличке Игрок.

— А кто это?

— Большой босс в мире шоу-бизнеса. Легализовался месяцев восемь назад, а до этого зарабатывал себе на жизнь съемками порнушки.

— Лера снималась в порнофильмах?

— Вроде бы. Попробую уточнить.

— Отзвонись, если что-нибудь выяснишь.

— Обязательно. До связи:

— Пока.

Лазаренко отключил телефон и спрятал его в карман.

Полковник Балога сидел за широким письменным столом и хмуро смотрел на Максима Лазаренко.

— Ты хоть понимаешь, в какие игры мы сейчас играем? — спросил он низким гулким голосом.

— Примерно, — отозвался Лазаренко.

— «Примерно», — передразнил полковник. — Все у тебя «примерно». Короче, Максим, я получил прямое распоряжение сверху о твоем увольнении.

Лицо майора Лазаренко вытянулось от изумления.

— То есть… — Он сглотнул слюну. — То есть, как это?

— А вот так, — пробасил полковник Балога. — Приказ о твоем увольнении уже лежит у меня в столе. Но я его пока не подписал. Заигрался ты, парень.

— Но ведь… — Максим снова сглотнул слюну. — Но ведь вы сами велели мне продолжать это дело.

— Велел, — согласился полковник. — А ты знаешь, сколько подобных распоряжений я получаю каждый день? Одно — из секретариата губернатора, другое — из секретариата премьер-министра, третье — непосредственно от мэра. И каждое из этих распоряжений противоречит другому. Как прикажешь работать в таких условиях?

Майор Лазаренко молчал, покусывая губы и мрачно глядя в сторону. Полковник перевел дух, глянул на Максима исподлобья и прогудел:

— Ну, ты тоже не пугайся раньше времени. Думаю, губернатор так просто от тебя не откажется.

— Да уж, — буркнул в ответ Лазаренко.

— Ты сомневаешься?

Максим усмехнулся:

— Самую малость.

Полковник пригладил широкой ладонью седые волосы и вдруг спросил:

— В шахматы играть умеешь?

— Играл когда-то, — ответил Лазаренко. — А что?

— Шахматы — сложная и непредсказуемая игра. Иногда бывает, что крупные фигуры — слоны, ладьи и даже ферзи — бьются за одну-единственную пешку, которая стоит в центре поля.

Лазаренко глянул на начальника недовольным взглядом и уточнил:

— Хотите сказать, что я — та самая пешка?

— Что-то вроде этого, — кивнул полковник Балога. — Для губернатора и главы оппозиционной партии вопрос о твоем увольнении — вопрос принципа. На тебя им, конечно, плевать. Но сам факт… В общем, чего я тебе объясняю, ты и сам все прекрасно понимаешь.

Лазаренко отрицательно покачал головой:

— Вообще-то не совсем. Что мне-то теперь делать?

— Ну… — Полковник пожал широкими плечами. — Посиди денек или два, не высовываясь.

— А потом?

— А потом будет видно.

Максим сдвинул брови и вздохнул.

— А как же расследование? — тихо спросил он.

Полковника этот вопрос заставил задуматься.

Секунд десять он размышлял, после чего сказал:

— С тобой ведь работает этот русский… Егор Кремнев. Пусть он продолжит расследование. Неофициальным путем.

Лазаренко посмотрел на начальника удивленным взглядом.

— Но ведь ему могут надавать по шапке.

Полковник хмыкнул:

— Ну и что? Чем он рискует? Уволить его нс уволят. В крайнем случае, вернется к себе в Москву. Кремнев приехал и уехал, а тебе здесь жить. Понимаешь, о чем я?

— Понимаю.

— Ну, значит, договорились. — Полковник Балога тяжело вздохнул. — Все, Максим, свободен. Езжай домой. Устал я от тебя.

Лазаренко поднялся со стула.

— Только особо не расслабляйся, — предупредил полковник. — В любой момент я могу вызвать тебя в управление.

— Чтобы казнить?

— Угу. Или наградить. Сейчас твоя судьба решается на самом верху, и от меня ничего не зависит. Все, иди.

Вернувшись к себе в кабинет, Лазаренко достал телефон и набрал номер Егора.

— Егор?

— Да.

— На встречу с Игроком поедешь один.

— Почему?

— Сложный вопрос. И нетелефонный.

— Ясно. Один так один. Давай адрес.

Лазаренко улыбнулся:

— Что мне в тебе нравится, Егор, так это то, что ты никогда и ничему не удивляешься.

Дверь открыл худощавый малый лет двадцати двух с острым лицом и быстрыми черными глазками. Одет он был в коричневую замшевую куртку, под которой ясно угадывались очертания какого-то массивного предмета.