Фридрих Незнанский - «Все на выборы!», или пуля для сутенера

Егор вернул фотографию майору. Тот взял снимок, глянул на него мрачным взглядом и сказал:

— Думаю, нам стоит еще раз наведаться к Павлу Голышеву и порасспросить его об этой девушке.

— Давай прямо сейчас и сгоняем, — предложил Егор. — Возьмем его прямо из постели, тепленьким.

Лазаренко покачал головой:

— Не могу. Я еще здесь не закончил.

— Ну, тогда давай я сам, — снова предложил Кремнев. — Мне ведь здесь делать нечего. А с Павлом мы уже «приятели». Можно будет опустить стадию знакомства и сразу перейти к делу.

Максим посмотрел на Егора долгим задумчивым взглядом, вздохнул и кивнул:

— Ладно. Только осторожнее там. И вопросы задавай осторожнее — чтобы не спугнуть.

Увидев Кремнева на пороге, Паша расплылся в улыбке.

— А, шеф! Заходи.

Егор вошел. В комнате был «все тот же бардак. Только пустых бутылок стало заметно больше.

Усадив Кремнева в кресло, Голышев поинтересовался:

— Чего так рано? Я десять минут как поднялся.

— Дело есть, — сказал ему Егор. Он достал из кармана фотографию и показал Павлу. — Кто эта девушка и когда сделан снимок?

— Не помню, — ответил художник и зевнул. — Я с бодуна вообще ничего не помню.

— Как зовут эту девушку? — повторил вопрос Егор.

— Да говорю же тебе: не помню! Мало ли их тут перебывало! С какой стати мне помнить имена всех шлюшек, которых привозил на дачу мой братец?

— Ее портрет висел у тебя на стене, — сухо отчеканил Кремнев. — Кстати, сейчас я его не вижу. Зачем ты его снял?

Художник нахмурился.

— Не было никакого портрета, понял?

— Я сам его видел.

— Ни черта ты не видел! — прорычал Голышев. — И доказать ни черта нс сможешь.

По лицу Кремнева пробежала тень. Взгляд его стал неприязненным и колючим.

— Послушайте, Голышев, — холодно сказал он, — либо вы будете отвечать на мои вопросы, либо я сделаю все, чтобы основательно испортить вам жизнь.

— Каким же это образом?

— Самым простым. Сначала опечатаю дом, вместе со всем барахлом, включая картины. Потом отправлю вас в КПЗ.

Художник криво усмехнулся.

— Ты не сможешь долго продержать меня там. Не имеешь права.

— А долго и не надо. Пока вы будете сидеть, я раскопаю, кому и сколько вы задолжали. Если сумма окажется большой, я сдам вас кредиторам со всеми потрохами. Даже если они живут в Париже или в Гондурасе. Я оповещу всех игроков, стукачей и информаторов. А потом выпущу вас на волю. Не знаю, сколько вы протянете, пока…

— Ладно, шеф. Хватит. — Художник нахмурился, поднял с иола бутылку с недопитым вином, осушил ее прямо из горлышка и швырнул пустую бутылку в угол комнаты. — Ты напугал меня до смерти, шеф. Я готов отвечать.

Кремнев хмыкнул.

— Отлично. В таком случае, приступим. Что вас связывало с Мазуром?

— Ничего. Иногда он приезжал сюда вместе с Владомиром. Владомир постоянно таскал сюда своих приятелей — на шашлыки.

— Где и когда был сделан снимок?

— Да здесь, на даче. А когда… Точно не помню… Думаю, года два или три назад.

Кремнев нахмурился.

— Кто эта девушка?

— Я знаю только ее имя — Лера. По крайней мере, так она представлялась.

— Она проститутка?

Паша нахмурился и покачал головой:

— Не совсем.

— Любовница?

Он мрачно усмехнулся:

— Что-то вроде этого. Таких называют «девушки для эскорта». Хотя… от обычных проституток они отличаются только ценой.

— Ты с ней общался?

— Почти нет. Я ведь здесь был… вроде какой-нибудь вещи. Гости брата меня в упор не замечали. До тех пор, пока я сам не напоминал о себе.

— Как в случае с тем парнем, которого ты макал лицом в навоз?

Художник ухмыльнулся:

— Угу. Примерно. Раздражали меня все эти холеные рожи, понимаешь? Человеком я был только для Леры. Она одна здоровалась со мной. Спрашивала, как дела. Владомир здорово из-за этого бесился.

— Почему?

— Потому что ревновал.

— Я бы хотел с ней встретиться, — сказал Кремнев.

Паша угрюмо ухмыльнулся.

— Я бы тоже.

— Ты не знаешь, как ее найти?

— Нет.

— Точно?

Художник усмехнулся, облизнул пересохшие губы и пробасил:

— Шеф, знай я, где она, я бы на край света за ней побежал. Можешь в этом не сомневаться.

— Когда она была здесь в последний раз?

Художник поднял руку и задумчиво поскреб в затылке.

— Точно не помню. Год назад или даже больше.

— Что-нибудь еще можешь про нее сказать?

Голышев покачал головой:

— Нет. Все, что знал, рассказал.

— А зачем убрал со стены ее портрет?

Художник подумал и пожал могучими плечами: