Сара Пэйнтер - Весь этот свет

Пришла незнакомая медсестра, а с ней – мой врач. Присмотревшись к нему повнимательнее, я заметила морщинки от смеха и загрубевшую кожу подбородка. Совсем не так молод, как мне показалось вначале. Может быть, даже чуть постарше меня. Сколько мне лет, я вспомнила. Двадцать девять.

– Я очень вами доволен, – сказал он, улыбнулся, и под глазами вновь сбежались морщинки. – Думаю, сегодня выпишем вас из реанимационной.

– Вау, – ответила я. – А домой когда?

Он усмехнулся, как будто бы я попыталась пошутить, и, хотя вышло не смешно, он оценил попытку.

– Я серьезно, – повторила я, – когда домой-то?

Морщинки под глазами пропали.

– Еще не скоро. Вам повезло, что вы вообще остались живы.

– Я думала, так только в сериалах говорят.

– Я всегда это говорю. Особенно когда это правда.

– Ну ладно, – я хотела кивнуть, но побоялась. Если опять отключусь, он может изменить свое решение переводить меня в другую палату.

– Вы явно очень сильно ударились головой, – сказал доктор Адамс. – Сильное внутричерепное давление привело к потере сознания. Мы отводили лишнюю жидкость при помощи шунта, но не знаем, как сильно она вам навредила, прежде чем вы пришли в себя.

Рот наполнился слюной, я тяжело вздохнула. Мне не хотелось задавать этот вопрос, но он беспокоил меня больше других.

– Я была пьяной? Я не помню, что произошло, почему разбила машину.

– Нет, определенно. Ни алкоголя, ни наркотиков, ничего не обнаружили.

– Спасибо, – сказала я искренне.

Сделав еще несколько пометок в моей медкарте, доктор Адамс унесся по более важным делам, а медсестра тем временем что-то сделала с капельницей.

– Вас, скорее всего, переведут в ортопедическую палату. Или в общую, если в ортопедической не будет мест.

Отвернувшись, я старалась не думать об игле в моей руке. О куске металла, впившемся в вену. Я знала, надо держаться, радоваться, что выжила, и все такое, но все эти мысли вызывали только рвотные спазмы.

Потом медсестры убедились в моей способности сидеть, подносить ко рту стакан с водой и самостоятельно питаться клейким грибным супом, не выблевывая его, не падая в обморок и не рыдая, и меня наконец перевели в палату попроще. Названия я не запомнила, что-то вроде «орто», и не удивилась, обнаружив себя в большом помещении, полном незнакомцев с поднятыми к потолку ногами или руками, изогнутыми под странным углом. Я мгновенно исполнилась благодарности к этому миру за то, что у меня сломана лишь одна нога, и то не требует никакой страховочной системы.

К светской беседе я была еще не готова, поэтому попросила опустить занавески, лежала и смотрела на стену, пока не пришло время посещений. Входная дверь открылась, и вошли люди. Родители и родственники, друзья и дети. Кто притащил детей в больницу? Мимо меня кто-то пронесся, от топота ног занавеска заходила волнами. Мне захотелось представить себе семью, которой эти ноги принадлежали. Уловив акценты, я вообразила кольцо с золотым совереном на пальце пузатого отца, мамашу в слишком узких джинсах, стянувшую волосы в прилизанный хвост, и угрюмого десятилетку, с ног до головы в «Найке», но тут занавеска отодвинулась, и вплыл огромный букет цветов. Это были очень красивые цветы, спадавшие каскадом из бледно-зеленой коробочки, – искусная композиция, сооруженная первоклассными флористами. Марк поставил ее на тумбочку у кровати и наклонился, чтобы поцеловать меня. Я чуть повернула голову, и поцелуй пришелся в губы. Я хотела близости. Хотела вспомнить своего мужчину. Свои чувства. Я отчаянно хотела снова почувствовать себя собой. Поцелуй был приятен, губы – мягкие и не мокрые. Это было так знакомо, что мне захотелось броситься в его объятия.

– А виноград так и не принес, – сказала я, желая скрыть внезапный наплыв чувств. Я не была особенно чувствительна. Я вспоминала себя все больше и больше и понимала – слезливая масса, которую навещает Марк, совсем не я. Во всяком случае, не прежняя я.

– Вид у тебя получше. – Он присел на стул у кровати. Поскольку теперь меня не окружали машины космической эры, то и стулу место нашлось.

– Голова не раскалывается, но теперь чувствую, как болит все остальное. Ощущение, будто побили боксеры, – болела грудь, болела спина, ныли ноги, пульсировало левое бедро. Я пошевелила пальцами ног; только они на что-то годились.

– Сегодня у меня физиотерапия. Попробую ходить, – утром ко мне заявилась раздражающе жизнерадостная женщина и болтала о мобилизации, пока я не почувствовала, что вот-вот сбегу от нее галопом по палате.