Сара Пэйнтер - Весь этот свет

– Что случилось?

Медсестра чуть склонила голову.

– Катастрофа, милая. Так и не вспомнили?

Я чуть пожала плечами. Просто показать, что не вспомнила.

– Доктор Адамс говорит, я разбила колено, стукнувшись о приборную панель. На вид отвратительно.

– Когда вас привезли, было намного хуже, – сказала она. – Хорошо заживает. Не успеете глазом моргнуть, как повязки снимут.

– Больно, – сказала я, хотя мне было не так уж и больно. Спасибо разбитой голове – теперь я знала, что такое настоящая боль. – Зудит немножко. И щиплет.

Медсестра широко улыбнулась.

– Впервые слышу, чтобы об ожогах второй степени говорили – щиплет. Мне будет вас не хватать.

– Меня домой отправляют?

– Нет, упаси Господь. В другую палату. В травматологию или в ортопедическую, где место найдется.

– Не хочу в другую палату, – сказала я. – Мне тут нравится.

– Ведь это же хорошо, что вас переводят из реанимационного. Это стоит отметить. Интересно, удастся ли раздобыть торт?

От этих слов мой желудок опять свело спазмом.

– Когда я все вспомню?

– Не знаю, радость моя.

– Ну в целом. Такие, как я. Сколько времени спустя они вспоминают?

– У меня раньше не было таких, как вы.

Я решила, что она лишь по доброте душевной говорит то, что я хочу услышать. Что я такая особенная, что наша тесная связь уникальна. Эта чепуха, возможно, срабатывала с другими жалкими существами, давала им почувствовать, что о них заботятся, что они в безопасности. Она сработала и со мной, но у меня не было сил злиться по такому поводу.

Она ушла, оставив меня мучиться от зуда ног, потихоньку вызывавших в памяти воспоминания об ожогах. Молодая женщина появилась вновь. Я видела, как она вышла из-за занавески, из складок ткани нарисовалась узнаваемая фигура. Я моргнула несколько раз, но она не исчезла. Потом из-за занавески, откинув ткань, протиснулся Марк, и женщина пропала.

– Ну как ты? – он был не в меру жизнерадостным, чуть ли не веселым. Я сжала кулаки, ногти впились в ладони.

– Слышал хорошие новости? – Я села чуть повыше. – Меня переводят в травматологию. Или в ортопедическую, неважно. Все лучше, чем в реанимации лежать.

– Это здорово, – сказал Марк. Он склонился надо мной и поцеловал, и я внезапно дернулась. Непонятно, что это было, но, когда он подошел ближе, я занервничала. Я рассматривала его костюм, кожу шеи, линию роста волос. Его волосы росли треугольным выступом, и высокий лоб от этого казался меньше. Странное чувство улетучилось, и он показался мне милым. Было что-то трогательное в опущенных уголках его глаз.

– Я так тобой горжусь, – сказал он, снимая плащ-дождевик и садясь рядом.

И вся теплота пропала. Внезапно вспыхнуло раздражение – он показался мне старым. Не в силах выдавить улыбку, я призналась, что у меня болит колено. Он подскочил и помчался искать медсестру.

Хотелось бы мне знать, что со мной не так. Марк – мой бойфренд. Нет, это глупо звучит. Мой мужчина. Мой любовник. Почему я не рада его видеть? Что-то здесь было не так. Я была счастлива, но несколько минут спустя желала, чтобы он ушел. Интересно, я всегда такая была?

Он вернулся.

– Она говорит, тебе еще час нельзя обезболивающие. Прости.

– Все хорошо. Спасибо, что спросил.

Лицо Марка приняло забавное выражение.

– Что? – спросила я. – Я что-то не то сказала?

– Да нет, – он покачал головой. – Просто ты такая спокойная…

– А обычно не такая? – Мне не хотелось думать, что я изменилась.

– Не такая, как сейчас, нет.

– Я кое-что помню, – начала я. – Но не уверена, что мне хотелось бы это помнить.

Марк внезапно побледнел и отвел взгляд. Я испугалась, не обидела ли его, и печально вздохнула.

– Было бы здорово увидеть всю картину целиком. Но пока лишь одни урывки. И, судя по ним, я была не очень хорошей.

– Это точно, – сказал Марк, к которому понемногу возвращался нормальный цвет лица.

– Ой, – моя тошнота усилилась.

– Да нет, я не в этом смысле. Просто «очень хорошая» звучит как-то бесхребетно, – Марк чуть заметно улыбнулся, – а ты не была бесхребетной.

– Ну а теперь стала. Теперь я совсем бесхребетная. – Я не стала говорить ему, что чувствую себя вообще бесплотной, как будто, если сяду в ванну, утеку в сливное отверстие.

– Быть не может, – ответил он.

На следующий день я осознала, что женщина-призрак – игра ума, результат сильнейшей травмы головы, и уже не обращала на нее внимания. Она была лишь таким же симптомом, как мучительная боль и потеря памяти.