Наталья Александрова - Восемь обезьян

Мальчишка наклонился над убитым, деловито проверил его пульс, потом крикнул своим подельникам:

— Дядя Митрофан, Микола! Кажись, издох этот фраерок. Кажись, оприходовал я его.

Старичок вперевалку, загребая кривыми ногами, подошел к трупу, неторопливо удостоверился, что тот не подает никаких признаков жизни, и кивнул:

— Готов, болезный! Ловко ты его, Ванята! Ну, теперича смываться надо, а то как есть загремим на каторгу.

— А карманы-то? — запротестовал мальчишка. — Карманы-то надоть обшмонать!

— Обшмонай, Ванята! — разрешил старичок. — Как положено обшмонай. Только по-быстрому. Неохота мне на старости годов на каторге куковать.

Мальчуган опустился на колени возле трупа и быстро, ловко проверил карманы шинели. Не найдя там ничего стоящего, он хотел уже припустить прочь, как вдруг нащупал под подкладкой что-то твердое. Быстро оглянувшись, сунул руку под лацкан шинели, пошарил там и нащупал потайной карман.

Вытащив монету, подкинул ее, попробовал на зуб и радостно ухмыльнулся:

— Никак ржавье! Точно, ржавье!

Мобильник заливался в прихожей, и муж притащил его на кухню, когда Надежда разливала по тарелкам рассольник.

— О, снова тебя Синица беспокоит! — сказал он.

— Простите, не могу сейчас говорить! — прокричала Надежда в трубку. — Позже вам перезвоню!

— Ты же сказала, что уже получила покрывало в этом магазине? — муж смотрел с подозрением.

— Ой, ты не представляешь! — затараторила Надежда. — Я заказывала голубое, а они привезли розовое! Ты можешь представить, чтобы моя мать согласилась на розовое покрывало?

— Да уж… — По наблюдениям Надежды, Сан Саныч немного побаивался свою тещу, так что вопрос с покрывалом был тут же закрыт.

А Надежда дозвонилась до Алены только утром, после того, как муж ушел на работу.

— Ну, что там у тебя?

— Докладываю, — позевывая, сказала Алена, — значит, поехала я к соседке Раисе Кузьминичне. Не бабуся, а просто клад. Тут же мне выложила кучу бесполезных сведений, но Паню вспомнила. И правда, ходила, говорит, к ним одна такая. Не сиделка, а помощница по хозяйству, Паней звали. Вроде бы точно Прасковья она, но фамилии соседка не знает. Старики Новоселовы наняли ее через агентство, называется «Добрые руки». Помнится, Новоселова ее хвалила — чистоплотная, расторопная, в руках у нее все горит, и честная, копейки лишней не возьмет. А после убийства Новоселова Раиса про нее ничего не слышала. И это, говорит, очень странно, потому как убили-то старика пятнадцатого декабря, а она, Раиса, вспоминает теперь, что платили этой Пане два раза в месяц, пятнадцатого и тридцатого. Так что пятнадцатого она как раз должна была деньги получить. И не пришла за ними. Как говорится, что бы ни случилось, а заработанное отдайте. Но вот никто про Паню эту не слыхал ничего. Все в таком шоке были, Раиса сама про нее позабыла, да ее особо никто и не расспрашивал, менты вцепились в алкоголика этого. Кстати, идем мы обратно через двор, Раиса со мной вышла, встречаем женщину. Идет, плачет. Раиса к ней: «Маруся, Маруся, что там?» Оказалось, это сестра алкаша того, Михаила Серпухова. Только сейчас, говорит, сообщили: умер Мишка на зоне. Простудился и умер от воспаления легких. Такое, говорит, официальное заключение, а что там на самом деле было, никто не узнает. А в прошлом году ездила она к нему на свидание, так он прямо сказал, что не виноват. Никого он не убивал, в квартире Новоселовых не был, а картинку, что продавал, нашел у помойного бака. Бес, говорит, попутал, а точнее, водка проклятая. За то и пострадал. Маруся эта, сестра, рыдает, хоть и мучилась с ним, говорит, а все равно жалко.

— Ладно, мы и так знали, что Мишка этот ни при чем, давай адрес того агентства, пойду туда, поищу эту Паню.

Надежда подошла к нужному дому.

Дом был старый, внушительный, довоенной еще постройки, и давно нуждался в ремонте. Хотя бы косметическом. Слева от двери висела табличка, на которой бронзовыми буквами было написано: «Офисный центр „Северная звезда“».

Такое пышное название плохо вязалось с запущенным фасадом здания. Надежда толкнула дверь и оказалась в небольшом холле, откуда одна лестница вела вверх, а другая вниз, в полуподвал. Справа от входа за невысоким барьером сидела крепкая тетка лет шестидесяти с вязаньем в руках. Что-то в этой тетке, точнее, в ее взгляде показалось Надежде неуловимо знакомым.

— Куда — почему — зачем? — проговорила тетка, отложив вязанье, и тут Надежда ее узнала.

— Зоя? — спросила она удивленно.