Эрик-Эмманюэль Шмитт - Человек, который видел сквозь лица

– Иными словами: «Люди, будьте писателями!» – таков Ваш слоган для нашей эпохи?

– Нет: «Люди, будьте мыслителями!» – (Пауза.) – Я согрешил из честолюбия. Взявшись за создание священных книг, нельзя изменить привычки читательской массы с помощью всего одного тома.

– Погодите-ка, меня кое-что смущает в Ваших разъяснениях. Вы все время говорите о четырех книгах, «надиктованных» апостолам. Уж не хотите ли Вы сказать, что они не видели Христа, что Иисус вообще не существовал?

Великий Глаз медленно моргает.

– Есть несколько способов «диктовать» что бы то ни было: можно внушить идею, а можно создать нечто из реальности.

– А в данном случае?

Он замолкает и хмурится:

– Мы, кажется, говорим о литературе, да или нет?

– Да… И все-таки я не уверен, что литература значит для меня больше, чем истина. Мне нужно знать точно, существовал ли Христос на самом деле.

– Ты слишком узко представляешь себе истину. Для тебя истина – это то, что предшествует книге, и то, о чем эта книга повествует. А для меня – это то, что следует ЗА книгой, за тем, что в ней изображено. Я так вдохновенно работал над текстом Нового Завета потому, что людям предстояло вывести из него Учение. Я был сеятелем.

– Вы уклонились от ответа.

– Иисус знал только Иисуса, но не христианство. В моих книгах еврей осознавал себя как еврея и практиковал иудаизм. Христианство возникло после смерти Христа, отдельно от иудаизма – чего я не предвидел, – потому что некоторые евреи отказали Христу в статусе Мессии, низведя до положения пророка. Ну и ладно, мне это глубоко безразлично! Христианство – вот что я стремился создать с помощью этих книг.

– Если можно, поточнее! Так Христос все-таки существовал?

– Я это написал.

– Ответьте на мой вопрос!

– Меня интересует дерево, а не семя, из коего оно произросло.

– Ответьте на мой вопрос!

– От истины, основанной на фактах, до истины духовной так же далеко, как от семени до дерева.

– Ответьте на мой вопрос!

– Да я уже ответил, ты просто еще этого не осознал.

Великий Глаз держится вполне уверенно, чего я не могу сказать о себе: мой желудок терзают жестокие спазмы, предвестники рвоты. Я судорожно глотаю слюну в попытках выровнять дыхание. Нет, не удается! Но я упорствую. И пускай часть моих сил уйдет на борьбу с последствиями наркотика, я все равно не прерву эту встречу на высшем уровне.

Радужная оболочка Великого Глаза переливается эффектными красками. Он ликует.

– Вначале я поздравлял себя с открытием христианства. Мне казалось, что в своей второй книге я вполне доходчиво разъяснил, до какой степени произвола, несправедливости, безнравственности и невежества может довести людей жестокость. На кресте я убивал ненависть. И каждый человек, глядя на смерть невиновного, должен был увидеть в этом результат собственного жестокосердия, – так я думал. Умирающий Иисус исцелял жестокого от жестокости, побуждал род людской искать решения проблем не в силе, а иными средствами, строить новый мир, где доброта возобладает над страхом. Какая прекрасная программа! Перестать ненавидеть ближнего своего и научиться его любить!

– Утопия.

– Да, согласен. Я озарял реальность светом идеала. И думал – с наивностью довольного собой автора, – что освободил людские головы не только от варварской бесчеловечности, но и от глупости. Постарайся вникнуть в смысл Евангелий, и ты поймешь, что Иисус разоблачал псевдоочевидности, на которых зиждилась его эпоха. Он отказывался считать женщин низшими существами, признавая за ними, напротив, способность к откровениям высшего порядка. Отрицал семью как узкую категорию, обвиняя своих братьев в недостойных поступках и провозглашая возвышенное братство, основанное на гуманности. И самое дерзкое: он нападал на религиозные институты, изгоняя торговцев из Храма, обличая бессмысленные обряды, повторяя, что «не человек для субботы, а суббота для человека». Согласно его вероучению, нельзя доказать свою набожность, формально исполняя религиозные обряды, – веру можно постичь, лишь очистив свою душу и помыслы. Словом, создавая Евангелия, я побуждал людей к пониманию верховенства духа над буквой.

Он делает короткую паузу, потом скорбно изрекает:

– Увы…

– Почему «увы»? Вы не считаете, что мы стали лучше?

– Самую малость. Всего ничего. Христианство завоевало себе очень скромное место на земле.

– Наоборот, вот уже много веков, как христиане исчисляются миллионами!